Озеро, которого нет
Шрифт:
– Что ж ты от них тогда убежала? – спрашиваем.
– Испугалась я, – говорит.
– Они тебя обижали, что ли? Кого ты испугалась?
– А тучи, – отвечает. – Туча нашла такая страшная, черная. Все небо закрыла.
Мы с Максимычем переглянулись и пожали плечами. Целый день солнце светит, на небе ни облачка, – какая еще туча? Но перебивать не стали, решили ее до конца выслушать.
Рассказ у Аленушки получился странным и невнятным: какие-то русалки, колючий ветер, Божья коровка… Словом, списали мы все на ее возраст, уразумев
Так мы и поступили, возвратившись уже через полчаса на то же место. Грунтовка в сторону Жиздры хоть и была изрядно побитой, но для нас вполне проходимой. Максимыч аккуратненько спустился на нее и повел машину тем же путем, каким шли дети. Палец Аленки служил ему указателем.
Вскоре мы остановились. Где-то здесь, слева, было то озеро, которое нам нужно. Собственно, это и не озеро, а так себе, небольшой пруд, даже прудик, чуть меньше миргородской лужи, описанной Гоголем. Разве что поглубже. Так мне тогда думалось, пока шли мы с Аленкой к этому самому пруду.
Максимыч остался в машине. Он обдумывал, какого рода обструкции подвергнуть внука, как только тот отыщется. Надо же: пропал, не успев толком с дедом познакомиться! Максимыч считал, что во всем виноват Ромка, потому как он парень, москвич и все такое. Должен соображать, что творит.
Уж не знаю, что он там придумал, только времени у него было достаточно, чтобы вспомнить все возможные методы борьбы с тинэйджерами и выбрать наиболее приглянувшийся. Потому что мы с Аленкой очень долго искали эту русалочью лужу. Она мне наконец-таки объяснила, что за великая идея привела их сюда. Или это я, проплутав в чистом поле минут сорок, наконец-таки понял, что дело тут нечисто.
Беда же была в том, что мы с ней так и не нашли этого треклятого озера. Оно как сквозь землю провалилось, не оставив по себе и следа.
Два прудика мы обнаружили, это да, а третий – потерялся. Трижды мы обошли все вокруг, но его нигде не было. Между тем я сам был совершенно уверен, что видел его раньше по меньшей мере раз пятьдесят и видел именно здесь. Где же он?
– По-моему, – размышляла дочка, оглядываясь по сторонам света, – он там. Мы шли сначала сюда, а потом – сюда. И вышли прямо к нему.
– Да нет, – говорю, – Аленушка. Там мы уже два раза были.
– Тогда, может быть, там, – тянет она ручку в другую сторону.
– И там были… Давай лучше мы с тобой покричим, покликаем их. Вдруг услышат.
– Давай, – отвечает, – попробуем.
И стали мы тогда кричать. Сначала по именам выкликали ребят, потом просто так орали, лишь бы погромче.
– Э-э!
– А-а!
– О-о! – вопили мы во всю глотку, помогая себе руками для полноты звука.
Мы взмахивали ими, как крыльями, при каждом новом оре так, что все птицы в округе попрятались. Куда им, пичужкам, до таких шустрых солистов, эмоции которых льют через край. Все улетели, все до одной. Зато объявился Максимыч.
– Ты что, Слава, – с недоумением оглядывал он меня, – что ты орешь как резаный? У вас что, игра такая?
– Если бы…
Мы и не заметили, как он подошел к нам, но очень ему обрадовались. Максимыч – человек трезвый, опытный в жизни и всякое, как говорится, повидал. Уж он-то наверняка подскажет, что нам делать, где нам искать сбежавших детей и пропавший пруд. С этими вопросами к нему Аленка и полезла в надежде, что дедушка Саша поумнее ее отца, порассудительней. Не тут-то было!
– Почем я знаю, – буркнул в землю Максимыч. – Давайте к речке подъедем, больше им некуда деться. Только не орите так, пожалуйста, вы не в лесу. Кругом видимость на километр. Нет их здесь…
– А пруд ты помнишь? – спросил я. – Вот тут где-то был.
– Может, и был, – вздохнул Максимыч, – да весь, видно, сплыл.
– Как это – «сплыл», куда?
– А куда он сплыл, – подмигивая Аленке, закончил он свою присказку, – про то я забыл… Пошли в машину, сыщики.
До речки мы ехали молча, все трое – с очень серьезными лицами. Какая-то тоскливая тревога гуляла в этом поле, растекалась по цветущему лугу, и мы ее явственно ощутили, надышались этой тревогой. Вся надежда оставалась на речку. Или дети там, или…
На Жиздре, у песчаной косы, отдыхали человек тридцать, а то и больше. У берега плескались дети, но наших среди них не было. Переглянувшись с Максимычем, мы промолчали, а Леночка присела на корточки. В руках она держала спичечный коробок, который слегка приоткрыла и что-то там, в этой щелке, рассматривала. Потом она поднесла коробок к уху и прислушалась.
– Что там у тебя? – поинтересовался я, потому что с каждой минутой молчание давалось мне все тяжелее.
– Божья коровка. Я нашла для нее домик, и теперь она будет все время со мною.
– Она там у тебя задохнется.
– Нет, не задохнется. Это не простая букашка, – Аленка снова поднесла коробочку к уху. – Она умеет говорить. Когда надо будет ее выпустить, она мне скажет.
– Вот как, – выдохнул я, вспомнив о русалке, – и тут чудеса.
Максимыч посмотрел на Леночку, улыбнулся и сказал:
– Это здорово, когда у тебя в руках говорящая Божья коровка. Не так скучно жить… Она тебе сообщила что-то интересное?
– Да. Она говорит, что Ромку с Олей надо искать в лесу. Только туда не так просто добраться.
– Вы что же, и в лесу побывали?? – спросил я.
– Нет, я в лесу не была, – сказала дочка. – Я же убежала.
– А они пошли в лес? Через речку?
– Я не знаю… Мы как-то сразу потерялись, когда нашла эта туча. Стало страшно, и я на секундочку закрыла глаза. А потом смотрю, – их уже нет. Я подумала, что их увела русалка.
Конец ознакомительного фрагмента.