Ожерелье Дриады

Как-то в субботу, перед сменой в «Звездном пельмене», Дафна и Мефодий отправились на блошиный рынок в Измайлово – не столько блох посмотреть, сколько себя показать.

Нижнюю, попсовую часть рынка, с буденовками, матрешками, биноклями и чебуреками, где пожилые японские и немецкие

Промелькнули медные котлы, железные советские игрушки, таблички с прежними названиями улиц, ордена и марки. У Мефа капканом сработало хапужничество, и он с ходу купил новую солдатскую каску в промасленной бумаге и списанный, но тоже абсолютно новый противогаз, бывший до того на консервации. Немедленно надел его, привинтил снизу железную хрюкалку и, откинув назад тяжелый хвост волос, пошел по рядам. На него почти не смотрели. Чудаков здесь хватало.

Даф терпеливо шла за ним и помахивала Депресняком, которого несла как сумку – за ручку, вшитую сверху в комбинезон. Это был оптимальный способ не нарываться на его когти слишком часто. И так уже в ней многие внимательные люди мгновенно опознавали кошатницу по куче мелких царапин на наружной стороне ладони.

Дафна с удовольствием посмотрела бы старинные книги и пожелтевшие фотографии, с которых глядели цельные в своей серьезности лица. Мужчины в кителях, дети в матросках, женщины в шалях, старики с резными палками, шедшие к фотографу с торжественной ответственностью перед потомками. Вот только рассматривать их хотелось долго, без спешки, размышляя о каждом лице, – Меф же несся вперед как курьерский поезд и разве что гудка не давал.

Возле одного прилавка Буслаев остановился, восторженно промычал что-то сквозь противогаз и схватил очень реалистичную, но явно муляжную винтовку.

– Сдержись! Тебя с ней в метро не пустят! – успокаивающе заметила Дафна.

– Му-муммм-мму! – таинственно ответил Меф, щелкая затвором и в поисках, куда направить дуло, целясь в молодого продавца.

Продавец, радостный, красный и диатезный, точно его с двух лет кормили только помидорами и поили исключительно томатным соком, узрел в Мефе родственную душу. Он встал, разгладил пузырящиеся на коленях джинсы и, шмыгнув носом, деловито сказал: «Жди! Я – ща!» Нырнул под прилавок и спустя три секунды возник с германским ручным пулеметом «МГ-34».

Мефа пулемет впечатлил.

– Мым! – прогудел он сквозь противогаз и дернул стволом, будто стреляет.

– Бдздысь! Бдздысь! Джу-джу-джу! – приветливо отозвался продавец, проводя дулом «МГ-34» справа налево и вместе с Мефом явно перерубая очередью и Дафну.

Даф вздохнула. Она поняла, что это надолго. У помидорного парня и Мефа установилось полное мужское взаимопонимание того градуса сердечного единения, когда всякие девушки становятся лишними.

– Я скоро! – пообещала она и отошла к соседнему прилавку, где среди парусников в бутылках, оленьих рогов и железнодорожных подстаканников поблескивали крашеным фарфором нравившиеся Дафне фигурки охотничьих собак.

Рядом с фигурками лежал залакированный кусок дубовой коры, из тех, что вешают порой в коридоре в память о существующей где-то природе. Даф рассеянно коснулась его, сама толком не зная, зачем это сделала, и в тот же миг услышала женский голос, резкий, как звук дисковой пилы:

– Дафна? Страж света номер нолик в середине?

– Нолик в середине – это я, – осторожно признала Дафна, озираясь и пытаясь понять, кто с ней разговаривает.

Надо отдать ей должное, сумасшедшей она себя не сочла. Даже когда в древесной коре прорезался рот. Рот был узкий, деловой, окруженный мелкими морщинами, похожими на трещины.

– Уф! Ну наконец! Уже час пытаюсь с тобой поговорить! И туда дергаюсь, и сюда, а ничего дружественного поблизости нет!.. – с негодованием продолжал голос.

– Ничего дружественного? – вежливо повторила Даф, используя старенький фокус, известный всем студентам: не знаешь, что сказать, повторяй за преподавателем.

– А ты как хотела?! Не через сосновые же доски мне с тобой лялякать! Да сосна меня и не послушает! Она у нас дама важная! – едко передразнил голос. – А если через березу – им все хиханьки-хаханьки, сережки и порхание мотыльков! Другое дело: дуб. Старикан ко мне нормально относится. Ну все, идем! Возьми меня и неси!

Даф с тревогой взглянула на торговку. Та грустно гладила чучело крокодила и на нее даже не смотрела.

– Да не заметит она! А заметит – так флейта тебе на что? Бери и топай! Думаешь, она сама этот дуб вырастила? – поторопил рот.

– Даже и не подумаю! – отказалась Дафна.

Она не хотела становиться клептоманкой, которой булочка в магазине сказала: «Съешь меня!», чужой телефон: «Я хочу у тебя жить!», а серебряные часики: «Нам страшно! Мама, положи нас в карман!» Это только кажется, что скатываться можно медленно и со вкусом, любуясь окрестностями. Это назад карабкаешься медленно. Скатываешься же всегда в одно мгновение.

– Что, честность зачесалась? Ну тогда дай ей что-нибудь! Только быстрее, не тяни! Что ты двигаешься, как сонная муха? – раздраженно велел кусок коры.

– От говорящего полена слышу! – не сдержалась Дафна.

– Сама полено! Я репейная дриада! – с обидой сказал голос.

– Разве у репейника может быть дриада? Репейник не дерево! – усомнилась Даф.

Дриада многозначительно промолчала, и Дафна поняла, что прежде чем что-то ляпнуть, полезно все же подумать.

– Простите, – сказала она. – Вам, конечно, лучше знать.

– Прощаю!.. – сухо произнесла дриада. – Возможно, у деревьев дриады и поважнее, зато у меня есть кое-что, чего нет у них!.. А кто будет вертеть носом – тому вправлю сопелку! А теперь бери кору, и ать-два! Где я тут еще найду тебе дуб? Тут все сплошь – сосна да осина! Черновая доска!

Дафна попыталась узнать цену. Торговка с сожалением отложила крокодила и, заявив, что она тут первый день и цен не знает, стала перелистывать тетрадь, оставленную хозяином.

– Парусник в бутылке 0,6… Яхта в бутылке 0,2… Тетка без башки… дед с зонтом пьет какую-то бодягу… пацанчик в панаме нюхает цветок… – бормотала она, скользя пальцем по строкам. – Во – есть! Красное дерево!