Ожерелье казненной королевы
Шрифт:
Снова ехала я в несусветную даль сначала на метро, потом в набитом автобусе. Кафе было открыто, и давешняя девица все так же скучала за стойкой.
– О, привет! – она обрадовалась мне, как родной, и вытащила откуда-то снизу мой пакет.
– Вот уж спасибо! – с чувством поблагодарила я. – У меня и так все плохо, так эта мелкая пакость просто из колеи выбила! Знаешь, как это бывает…
Неудобно было сразу сбежать, получив свое, так что на последние деньги я заказала кофе и песочное пирожное. Тут в кафе вошли две девчонки. Пока они долго и с удовольствием
Пирожное вкусом напоминало сухую штукатурку, зато кофе был отличный.
Я посидела немного за столиком. Не хотелось уходить, теперь кафе не казалось мне таким ужасным.
Я предусмотрительно убрала перчатки в карман и от нечего делать пролистала тетрадку. Зря я, наверно, таскаю ее с собой: бумага старая, пожелтевшая, переплет потрепанный, кажется, что тетрадка сейчас распадется на отдельные листочки. Еще бы, много лет лежала себе в тайнике, в тишине и покое, а тут сырость, дневной свет, механические воздействия…
Вот, уже обложка отваливается. Я развернула тетрадку и заглянула под обложку. Показалось, что там что-то есть.
Я осторожно потрясла тетрадку, и из-под ее обложки выпал картонный прямоугольник.
Это была самая обыкновенная открытка.
То есть, конечно, не самая обыкновенная, не такая, какие дарят сейчас на дни рождения, на Восьмое марта, День святого Валентина и прочие популярные праздники – со всякими уморительными щенками в очках, котятами в чепчиках и прочей белибердой, и не такая, какие лежали в комоде у моей мамы, – с букетами ландышей или гвоздик или с видами кремлевских башен.
Нет, эта открытка была старинная, дореволюционная, с изображением молодой дамы в пудреном паричке и роскошном платье с кринолином из переливчатого бледно-голубого шелка, расшитого блестящими камушками.
На шее у этой дамы было поразительное ожерелье, сверкающее множеством бриллиантов, посредине красовался овальный камень необыкновенной величины. В общем, красота немыслимая, сказочная.
Беда только в том, что я давно уже выросла, вышла из того возраста, когда девочки часами рассматривают картинки с принцессами и выменивают их друг у друга. Меня это и вообще мало волнует, а сейчас положение настолько паршивое, что вовсе не до принцесс.
Я машинально сунула открытку обратно, под обложку тетрадки, и собралась уже уходить, но тут зазвонил телефон.
Я схватила трубку.
Звонил Вася.
– Привет, – проговорил он вполголоса, каким-то странным тоном. – Ты как – не суеверная?
– Что? – переспросила я. – Ты чего так тихо говоришь?
– Да я на съемочной площадке! – прошипел он. – Извините, Михал Михалыч… да, я сейчас выйду!
В трубке что-то стукнуло, хлопнуло, и Вася заговорил нормальным голосом:
– Извини, я тут на съемках одного сериала…
– Везет же некоторым! – фыркнула я.
– Так ты не суеверная? – повторил Вася свой странный вопрос.
– Вроде бы нет, – ответила я после непродолжительного раздумья. – А в чем дело?
– Да тут, понимаешь, труп сыграть нужно, женский, само собой, а все актрисы отказываются…
Он хмыкнул, словно ему было неловко продолжать, но все же закончил свою мысль:
– Ты же знаешь, есть у актеров такое суеверие: сыграешь труп – и с тобой самим может что-нибудь случиться. А ты, кстати, на ту актрису немножко похожа, чей труп нужно сыграть. Так ты как – не против? Или мне другого кого искать?
– Да мне все по фигу, лишь бы деньги заплатили! – ответила я с напускной лихостью. – Я сейчас в таком положении, что не могу позволить себе никаких суеверий!
И это была чистая правда, потому что в кошельке у меня осталось триста двадцать рублей с мелочью. И все.
– Ну тогда приезжай прямо сейчас на станцию метро «Черная речка», там тебя встретит Андромеда, – обрадованно сказал Вася. – Она тебя и привезет к нам…
– Кто? – переспросила я удивленно.
– Андромеда, помощник режиссера. Ты ее сразу узнаешь, у нее такая прическа и все остальное…
Я оставила все деньги барменше из кафе в качестве чаевых и помчалась к метро.
Вагон мне попался свободный, я села и от нечего делать открыла черную тетрадь.
Карета остановилась перед неприметной калиткой в задней стене парка. Дверца открылась, внутрь заглянул высокий мужчина в черном плаще и черной шелковой полумаске.
– Прошу вас, Ваше Преосвященство! – проговорил незнакомец вполголоса, протягивая кардиналу руку. – Дальше придется идти пешком.
– Кто вы? – спросил кардинал, вглядываясь в черты мужчины в черном.
– Я друг, – ответил тот. – Меня прислала графиня де Ламотт.
Услышав знакомое имя, кардинал опасливо огляделся, оперся на руку незнакомца, выбрался из кареты и последовал за ним в парк.
Насколько можно было судить, они находились неподалеку от Большого Трианона. Именно здесь чаще всего проводила время королева. Здесь она устроила подобие крестьянской фермы, где развлекалась, изображая простую пастушку. На этой ферме для нее содержали овечек, тщательно вымытых в лавандовой воде и надушенных любимыми духами королевы.
– Прошу вас проследовать сюда, Ваше Преосвященство! – Провожатый указал кардиналу на узкую дорожку, которая вела между рядами аккуратно подстриженных кустов к маленькой мраморной ротонде.
Кардинал медленно пошел по этой дорожке – и вдруг его сердце забилось, как у восемнадцатилетнего юнца.
На пороге ротонды появилась женская фигура в черной шелковой накидке.
Хотя опущенный капюшон не позволял разглядеть лицо, кардинал узнал эту стройную фигуру, эту величественную и в то же время грациозную походку, ничуть не изменившуюся со времени их первой встречи…