Она была его плечом,Его надежною опорой,И для души его – врачом,И собеседником, с которымОн спорить мог и говорить,Молчать, мечтать и удивляться,Ее поняв, боготворить,В ней без остатка растворяться.Он был поэт любви, добраИ благородных чувств, и чести.И рядом с ним была Она.Всегда. До самой смерти – вместе.Он был незряч – ее кумир.Она его глазами стала.Через его стихи весь мирОна уже воспринимала.И на двоих одни глаза,Единое мировоззренье,Одна любовь, одна слеза,Одна печаль, одно везенье.Но постучалась в дом беда,Жизнь в полный мрак повергнув сразу:Он с ней прощался навсегда,Не увидав ее ни разу.Она ему дарила свет,Незримо оставаясь рядом,И еще много долгих летЕй посвящал стихи Асадов.
«В
грязи, и в дикости, и в путах нищеты…»
Первой жене Булгакова,
Татьяне Лаппо, посвящается.
В грязи, и в дикости, и в путах нищетыСлужил врачом в забытом Богом месте.С ним рядом женщина его былой мечтыЖила и жертвовала всем, чтоб быть с ним вместе.При первой операции онаЕму учебник медицинский вслух читала.И ассистентка, и помощник, и женаЕго, как малого ребенка, опекала.Ее святая и безмерная любовьВсе вынесла – наркотики и пьянство,Со дна его вытаскивая вновьС завидным и упорным постоянством.А он забыл, что так ее любил,Что собирался даже застрелиться,Забот уже не замечал и не ценил,И буйствовал без меры и границы.Чтоб как-то жить, ему не дав пропасть,Она водою дозы разбавлялаИ все, что только удавалось ей продать,Все, даже свадебные кольца, продавала.Но предрекала, что придет к нему успех,Что должен он писать, хоть понемногу,Что пропивать талант – тяжелый грех,Что должен он пойти другой дорогой.Москва! Век прошлый. 21 год.От холода им пальцы рук сводило.Чтоб продолжать писать любимый мог,Ему тазы с водой горячей подносила.Когда же, наконец, добился онИ денег, и известности, и славы,То женского вниманья марафонСтал для него излюбленной забавой.Потом она оставлена была,Как вещь ненужная, и быстро позабыта.А славу разделила с ним сполнаДругая, что назвал он Маргаритой.Возможно, что в прекрасный идеалЧерты покинутой вложил, не сознавая.Она бы тоже согласилась править балИ с Сатаной, от бед его спасая.Ведь добрым ангелом ее он называлИ знал, что будет за нее наказан.Она, смиряя чувств своих накал,Его не потревожила ни разу.И, лишь увидев скорбный некролог,Отправившись немедленно в столицу,Узнала, что, когда он занемог,Мечтал просить ее прощенья и проститься.И, в руки взяв прославленный роман,Она страницы в возбуждении листала,И в миг оказывалась в общем прошлом,Там, где дверь плохой квартиры узнавала,И где соседкой Аннушка была,Та, что потом пролила масло,Где жизнь трудную, голодную вела,Где счастье ей светило и погасло.Там столько лиц знакомых, столько мест,Что просто невозможно ошибиться.Воспоминаний груз – нелегкий крест —Заставил сердце учащенно биться.Давно порвалась между ними связи нить,И хоть любовь ее была разбита,Возможно, что смогла его простить,Поняв, что не была им позабыта.
«Пытался как-то раз…»
Пытался как-то разТы сжечь роман свой, мастер.Все бросить, позабыть и от себя сбежать.Я рукопись нашла и сохранила, к счастью,Чтобы когда-нибудь ее перечитать.Она полна надежд и чувств полузабытых,В ней радостей и бед и бездна, и накал,И ад ради тебя проходит Маргарита,И с сатаной самим согласна править бал.И пусть она уже немного постарела,И пусть волшебный крем морщин не может скрыть,Но вновь ее окно открыто то и дело.Кто в жизни раз летал – без крыл не может жить.И солнечным лучом, и блеском звездопадаК тебе она спешит по Млечному пути.Ты рукопись не жги. Пожалуйста, не надо!Попробуй уберечь, что выпало – найти.
«Роза прекрасная в вазе изящной стояла…»
Роза прекрасная в вазе изящной стоялаИ лепестки, словно горькие слезы, роняла.Срезана острым ножом для минутной усладыЧьей-то жестокой рукою, не знавшей пощады.Только недавно она расцветать начиналаИ чистотою, и свежестью всех покоряла.Сад наполняла тончайшим своим ароматом,Слушала пение птичек-подружек крылатых.Каждое утро росой дождевой умывалась,В чистой воде отраженьем своим любовалась.Ветке зеленой свои поверяла секретыИ дифирамбы читала, что ей посвящали поэты.Жизнь текла, как река, и легко, и беспечно,Думалось – это блаженство продолжится вечно.Роза – царица цветов, не простая ромашка,Всякий, пройдя, норовит затоптать замарашку.Розы люблю я. При этом их очень жалею.Каждому хочется их получить к юбилею.Роза прекрасная в вазе изящной стояла…
«И снова музыка звучит…»
И снова музыка звучитВ старинном замке Радзивиллов,И воскрешает все, что было:В нем жизни пульс опять стучит.И зрителями полон зал,И снова сцена оживает,И слух чарует и пленяетВысокий оперный вокал.Стоял тот замок, как пустыня,Разрушенный в большой войне,Но восстановлен был княгинейИ стал прекраснее вдвойне.Она театр возродила,И, не жалея средств и сил,Сама на сцену выходила,Бывало, князь с ней выходил.И с ними вместе слуги, дети,Весь княжеский огромный двор.И кажется, что стены этиВсе это помнят до сих пор.Была княгиня поэтессойИ, тонкой обладав душой,Писала для театра пьесы,Писала о любви большой,О светлых, благородных чувствах,Незыблемости брачных уз,О просвещеньи и искусстве,О том, как важен их союз.И недостатки обнажала,Как точный, опытный хирург,Любовь и верность прославляла —Несвижский первый драматург.И верится, что где-то близкоНаходятся с тех давних порКнягиня, мудрая Франциска,И ею просвещенный двор.И снова музыка звучитВ старинном замке Радзивиллов…
«Город мой!..»
Город мой!Петербург, Петроград, Ленинград…Кто хоть раз побывал в нем,Уже никогда не забудетРазведенных мостовИ узоров чугунных оград,И дворцов, сохранивших истории множества судеб,И Невы в ореоле загадочных белых ночей,И таинственных сфинксов,Ее стерегущих на спусках,Петергофских фонтановИ стройных проспектов-лучей.Этот город изящества,Мир красоты и искусства.Я надеюсь еще по любимым местам побродить,Где знаком каждый сад, каждый двор,Каждый дом, каждый камень.Где мне выпало житьИ взрослеть, и дружить, и любить.Город мой! Не порвать эту связь между нами.
«Город волшебства и красоты…»
Город волшебства и красоты,Строгий, элегантный, совершенный,Восхищающий и просто несравненный,Петербург – конечно, это ты!Город – сеть чарующих каналов,Разведенных над рекой мостов.Слов таких еще я не узнала,Чтоб к тебе излить свою любовь.Белой ночи нежное сияниеВ очертании гранитных береговМагию таит очарования,Замедляя темп моих шагов.Застываю молча в изумленииИ восторга не кончается запас,И испытываю вечное волнение,И смотрю на все как будто в первый раз.Ряд дворцов, к плечу плечом прильнувших стенами,И величественных окон стройный рядМысль волнуют фантастическими сценами,Тайнами истории манят.Дом еще один есть в этом городе.У него обычный, скромный вид,Но мы были в нем и счастливы, и молоды —Это счастье старый дом хранит.Город этот – мое ласковое детство.Было все в нем, чем я в жизни дорожу.Если холодно становится,Согреться в этот город неизменно я спешу.
«У стены плача. Иерусалим…»
У стены плача. Иерусалим
Я к этим камням, трепеща, подхожу,Рукой осторожно касаясь.И Бога с надеждой беззвучно прошу,Молясь неумело и каясь.С Всевышним оставшись наедине,Не вижу молящихся рядом,И вера отцов открывается мне,Хоть я и не знаю обрядов.И, в теплую Стену уткнувшись лицом,Как будто бы в ней растворяюсь,И связь ощущаю прямую с Творцом,И светом его наполняюсь.Прошу я немного: себе и семьеЗдоровья, любви и удачи,И вечного мира прекрасной стране,Что так для меня много значит.
«Был день холодный. Все сковал мороз…»
Моему брату, сестренке и маме,
пережившим блокаду Ленинграда
Был день холодный. Все сковал мороз.И от бомбежки вылетели окна.В руках последнюю я крошку хлеба нес,Которая от слез моих размокла.А бабушка лежала, не дыша,И глаз своих совсем не открывала.Она меня любила, малыша,И свой паек всегда мне отдавала.Ее проснуться долго я просил,Но почему-то мне она не отвечала,А я-то крошку хлебушка хранил,Хотя кусочек ей решил отдать сначала.Но вот не удержался, не донес,Хотел ее порадовать немножко,И эту крошку, как сокровище, я несВ своих замерших и негнущихся ладошках:Бабуля, посмотри, что я принес,Я сам решил так,Ведь меня ты не просила,Ведь я большой, ведь я уже подросИ поделиться мне с тобою хватит силы.А скоро мама к нам с тобой придетИ принесет с Невы попить водички.Поколет там на берегу немножко лед,И хватит нам и маленькой сестричке.Бабуля, хоть словечко мне скажи,Бабуля, что меня ты не слыхала?Согрей меня и сказку расскажи.К тебе я заберусь под одеяло.Но бабушка холодная была,Не обняла меня, не улыбнулась,И крошку хлеба так и не взяла,И на мои слова не повернулась.С порога мама мне сказала, возвратясь:«Как холодно здесь, как, сынок, продрог ты».А я лежал, за бабушку держась,И крошку хлеба ей вложил в кармашек кофты…
«Горит земля и падают ракеты…»
Горит земля и падают ракеты,И отовсюду слышен детский плач:«Нам страшно, мама,Слышишь! Мама, где ты?Приди скорей, нас защити и спрячь.Скажи, зачем все это происходитИ почему все изменилось так вокруг?Мы тут одни, никто к нам не приходит,И с нами в доме только ужас и испуг.Давно доели мы все то, что ты сварила,