Ожидание шторма
Шрифт:
— Меня зовут Валя, — сказала она.
Он тоже представился:
— Мирзо.
— Интересное имя, — сказала Валя, спускаясь по ступенькам.
— Вы знаете, какой человек носил его?
— Нет, — призналась она.
— Мой дедушка.
Из холла на них смотрел молодой мужчина с короткими усиками, одетый в темный костюм и белую рубашку, воротник которой подпирал галстук бабочка. Взгляд у мужчины был не злой, но и не добрый, скорее, холодный был взгляд и острый, как лезвие ножа.
— Рафик! — возбужденно сказала Валя, по-прежнему не выпуская руки Каирова. — Познакомься, это Мирзо.
Рафик вздрогнул, досадливо поморщился. Громко спросил:
— Беды? Какой беды?
— На меня напала крыса! — Валя наконец отпустила Руку Каирова.
— Крыса? — Рафик вначале не уловил связи между бедой и крысой. Но когда понял суть дела, улыбнулся, стряхнул с глаз блеск металла. Сказал: — Моя сестра Роза тоже боится крыс.
— Каиров.
Рафик пожал протянутую руку:
— Нахапетов... Спасибо вам. Вы сегодня приехали?
— Вчера.
— Тогда у нас еще будет время распить бутылку натурального кахетинского вина фирмы «Иверия».
— Натуральное вино — это то, ради чего стоит жить.
— Вы торгуете винами? — спросил Рафик.
— Не только винами.
Нахапетов уважительно кивнул.
— Спасибо вам еще раз, — сказала Валя.
И они ушли.
Глядя им вслед, Каиров вспомнил:
«Нахапетов Рафаил Оскарович, 1899 года рождения, прибыл из города Майкопа. Заготовитель Агентства Всероссийского кожевенного синдиката. Комната 31».
В холле у окна на кресле лежал полосатый, похожий на матрац мешок, набитый вещами. Женщина, окруженная тремя детьми дошкольного возраста, громко договаривалась о номере с рябым администратором. Она хотела поселиться непременно на первом этаже, то и дело указывая рукой в сторону древнего старичка, который сидел возле мешка на камышовой циновке и, закрыв глаза, твердил:
— Аллах экпер! Аллах экпер!
Аллах, видимо, на самом деле был велик. Потому что рябой администратор бросил женщине ключи. И зажал уши руками.
Подождав, когда женщина, а за ней — и дети, ушла от конторки, Каиров спросил администратора:
— У вас в городе где-то есть художественная мастерская? Оформление интерьеров, реклама.
— На улице Кооперации, — быстро и угодливо ответил администратор. — Как раз напротив водопровода.
Улица встретила его прохладой. Первыми звездами. И запахами шашлыков. Где-то играла музыка, скорее всего на какой-нибудь открытой террасе, обвитой дикими розами, глициниями, плющом. Скрипели рессорами тарантасы, щелкали кнуты кучеров:
— Но-о! Мила-а-ая!
Каиров вначале увидел не водопроводную колонку, а «роллс-ройс». И решительно направился к мастерской. Для осуществления намеченного им плана необходим был транспорт. Каиров не собирался тащить ящик на себе. Конечно, проще договориться с извозчиком. Но разве «самодвижущийся экипаж» хуже телеги? Нет. А уж хозяйка экипажа, само собой разумеется, симпатичнее любого здешнего владельца конного транспорта.
...На двери висела табличка: «Открыто». Каиров легко толкнул дверь. Она пошла вовнутрь, распахиваясь светлой комнатой, обшитой деревом, с верстаком вдоль стены и мольбертом у окна, слева от входа. В центре комнаты стояла Виктория Шатрова в бриджах и оранжевой куртке спортивного покроя. Руки на бедрах, ноги на ширине плеч. Не обращая внимания на Каирова, она продолжала делать гимнастику, энергично поворачивая туловище то в одну, то в другую сторону.
— Мой покойный приятель полковник Ованесов говорил, что человек — это прежде всего система мышц. И что жизнь — это не карты и даже не женщины, а прежде всего — движение.
Каиров просто так, вспомнив совет Боровицкого, упомянул фамилию Ованесова. В конце концов, это очень распространенная фамилия.
— Что же помешало вашему приятелю дожить до ста лет?
Виктория прекратила делать гимнастику. Дышала она глубоко, но ровно. Лицо ее было свежим, розовым.
— Встреча, — ответил Каиров. И улыбнулся так, как обязан был улыбнуться мужчина кавказского происхождения женщине, которая ему нравится.
«Наверно, я переигрываю, — подумал он. — Так ли должен держать себя владелец чайной из города Баку. Может, наоборот, надо бы побольше занудливости и чванства. Все-таки ей предстоит на мне заработать. Я ей буду платить...»
Однако Виктория смотрела на него не как на заказчика. Это было ясно. И Каиров пояснил:
— Он встретился с кинжалом.
— Романтичная... но неприятная встреча, — иронически ответила она. Добавила: — Убереги нас, судьба, от этого.
— Убереги, — согласился он.
Она провела ладонью по волосам, изогнув при этом руку как-то особо женственно, словно это было движение из танца, продолжала смотреть на Каирова изучающе. И ему почему-то показалось, что ей доставляет удовольствие видеть его. Он даже засомневался, нужно ли выдумывать заказ для несуществующей чайной. Или просто сказать: я увидел вас и вот пришел.
— Чем могу быть полезна? — Это была обычная, заученная фраза. Но в голосе дрожали смешинки, позванивали колокольчики.
Он приподнял руку и вздохнул при этом, как бы выражая растерянность. Сказал:
— Можно мне прийти в другой раз?
— Почему же?
— Вообще-то, я приезжий.
— Это очевидно, — улыбнулась она.
Улыбка обнадежила Каирова. Свято веря в каждое слово, он говорил:
— Я, конечно, по делу. Но не только по одному делу...
— По двум, — подсказала Виктория. Она села на край стола и закинула нога за ногу.
— Вы правильно меня поняли... Я из Баку. У меня там чайная. И вместе с родственниками мы открываем ресторан. Я увидел, какие в вашем городе красивые рекламы... И увидел, какая красивая вы...
Виктория, продолжая улыбаться, покачала головой:
— Два дела нельзя делать одновременно. Давайте начнем с основного. Какую вы хотите рекламу?
— Основное как раз наоборот...
— Спасибо за комплимент. — Сейчас она говорила уже без улыбки.
Он понял, что нельзя зарываться. Сознательно изобразил на лице грусть и даже маленькую обиду. Подошел к стене и, обозначив рукой размеры будущей рекламы, сказал:
— Я хотел бы примерно так... «Шашлыки из карачаевского молочного барашка, сациви, сацебели и другие туземные и европейские кушанья и закуски, а также вина лучших фирм! Имеются обставленные уютные кабинеты. Играет симфонический оркестр. Все это можно получить во вновь открытом ресторане-погребе «Булонский лес».