Ожидание
Шрифт:
— Это что же? Твоя сестра? — интересуется Витя. — Я бы тоже хотел такую сестрёнку иметь. И что же она читает?
— Мама, наверное, — говорит второй. — Только эта мама удивительно моложавая. Бывают же такие мамы!
Девушка молчит, как не слышит.
Я хотела им объяснить, что моя мама в экспедиции. Но они уже снова играют в шахматы. И свои ходы вслух почему-то кричат: «H-2 — H-4». И так хохочут громко! Оглядываются на нас. Тут же слова не вставишь: просто не слышно.
Опять этот Витя
— Девушка, вам меня не жалко?
— Нисколько, — вдруг говорит девушка.
Витя почему-то обрадовался. Полотенце схватил с куста и давай им размахивать.
— Купаться! — кричит. — Купаться!
Все вскочили. Но к морю никто не бежит. Топчутся на месте.
Моя бабушка обратно плывёт. Её шапочка уже близко.
Витя вдруг козу Мямлю увидел.
— Девушка, — говорит, — посмотрите, пожалуйста, это скульптура? Или у меня уже солнечный удар? Конечно, это скульптура! Она не шевелится. Это, видимо, памятник дикому козлу, который тут раньше водился и давно вымер.
Все сразу на Мямлю стали смотреть. Как она гордо стоит. И какие у неё рога! Определённо памятник. Она и не дышит!
Девушка наконец тоже взглянула. Улыбнулась.
А моя бабушка уже из воды выходит.
— А теперь, значит, вы водитесь, — говорит девушка. — Вместо козлов…
Они так захохотали, я прямо вздрогнула. Говорю:
— Это никакой не памятник! Это Мямля!
— Как ты сказала? — хохочут они. — Мямля?
— Нет, это памятник, — говорит их Витя, вообще-то дядя уже. — А вот я сейчас ему на рога полотенце повешу, и ты сама убедишься!
Что я, Мямлю не знаю? Это же Мямля стоит, самая настоящая!
Витя к ней бежит с полотенцем. По песку наверх лезет.
Мямля на него смотрит и не шевелится.
Витя почти долез.
— Глядите! — кричит. — Сейчас повешу на вешалку!
И своим полотенцем на Мямлю махнул, вроде он его закидывает на гвоздь или там на что, не знаю — на вешалку.
Мямля вдруг голову нагнула и быстро-быстро прямо на этого Витю пошла. Рогами вперёд. Он едва успел отскочить. А Мямля даже не взглянула. Протопала мимо и скрылась в кустах. Только ветки ещё качаются…
— Н-да, — сказал Витя. И по песку съехал обратно.
А все от смеху прямо валяются. Девушка книжку бросила и тоже хохочет. И моя бабушка подходит.
— Бабушка, ты видела? — кричу я. — Видела?
— Ещё бы! — смеётся бабушка и выпускает свои волосы из-под резиновой шапочки; волосы так и упали. — Знай наших!
А Витя шлёпнулся на своё полотенце и говорит:
— Значит, правда — не памятник! Ага, понял. Это был живой козёл! Все другие козлы уже вымерли, а этот, на наше счастье, ещё не вымер. Это, может быть, последний дикий козёл!
— Не козёл, а коза, — хохочет девушка.
— С перепугу разве поймёшь, — смеётся моя бабушка.
А ей говорят:
— С лёгким паром! Вы смелая бабушка!
— Я такая, — соглашается бабушка. — Спасибо. А ничего водичка на эту погоду: лёд с волной.
Им сразу расхотелось купаться. Опять разложили шахматы.
И снова к нашей девушке пристают:
— Сыграйте с нами! Вы же всё равно уже не читаете!
— Не хочется, — говорит девушка. — Как-нибудь в другой раз. Вон с бабушкой для начала сыграйте.
Второй, который всё у Вити выигрывал, смеётся:
— Мы и с бабушкой можем! Бабушка, давайте сыграем! Мозговая игра — так шахматы называют…
И всем так смешно — ужас.
— Могу, — вдруг говорит бабушка. — Всё равно делать нечего.
— Ну смелая бабушка! — говорит Витя. — У него, между прочим, второй разряд.
— А это что — разряд? — спрашивает моя бабушка.
— Сейчас увидите, — смеётся Витя. — Вы ходы-то хоть знаете?
— Немножко, — говорит бабушка. — Вон внучка поможет, если что не так. Как бы нам для начала? Ну, пусть e2 — e4…
— Василий, сдавайся! — смеётся Витя.
Второй, который выигрывал, оказывается — Василий.
— Дело привычное, — говорит этот Василий. — Только вы, бабушка, сюда пожалуйте, поближе к доске. А то как же начинать: вам не видно из-за кустов.
Бабушка как раз в кусты переодеваться пошла.
— А чего видеть? — оттуда кричит. — Я свой ход сказала! Повторить?
— Вас понял, — сказал Василий.
И быстро у себя пешку двинул.
Бабушка из кустов выходит и опять ему ход говорит. Не глядя. Опять Василий. И снова моя бабушка. Он. Она. Так быстро!
Бабушка возле меня прилегла на песок и глаза закрыла.
Василий задумался. Ага, пошёл. Бабушка ход сказала.
Все уже не смеются. На корточках вокруг доски сгрудились. Молчат и дышат. Девушка меня вдруг за руку взяла. Крепко так держит! Ну, пусть: мне не больно. А Василий стал красный. Сопит.
Он. Бабушка. Он. Опять бабушка. Быстро! Он теперь думает.
Свою последнюю пешку тронул. Держит её.
Друг в красной майке не выдержал.
— Васька, — говорит, — а если…
Василий как рявкнет:
— Не мешай!..
Его друг даже губу прикусил. Молчит и дышит.
Василий наконец сделал ход.
А бабушка ферзём — раз, через всё поле! Витя аж крякнул.
— Что? Не так? — сказала бабушка и глаза открыла. — А ну, Саша, глянь!
Я посмотрела. Я вообще-то уже давно смотрела. Но тут даже нагнулась к доске.
— Правильно я хожу? — говорит бабушка.
— Вроде правильно, — говорю я.
— Угу, — кивает бабушка. И глаза снова закрыла. Загорает в тени.
Василий думал, думал. Совсем красный стал. Или сгорел?