Ожидание
Шрифт:
— Соберите ваших людей и уводите их из города, немцы будут здесь через два часа, — сказал он, узнав Леруа.
— Теперь он совсем по-другому говорит, — усмехнулся Леруа, когда мы выходили из казармы.
Леруа понимал, что немецкий прорыв — беда для армии, для Франции, для нас всех, но ему доставляло самолюбиво-мстительное удовлетворение, что этот офицер, который обвинил его в распространении пораженческих слухов, теперь сам убедился, что он говорил правду.
Опять, как в Бельгии, дороги, запруженные войсками и беженцами, воздушные налеты, переходы без сна и отдыха. Но теперь уже не было надежды дойти до места где будут
Была ночь, когда я шел, держась рукой за двуколку. Я спал на ходу, но и во сне, словно из черной подводной глубины, продолжал воспринимать движение моего тела, храп лошадей, шорох множества ног и говор толпы, и все время с тоской помнил: надо торопиться уйти от немцев, от этого зависит моя жизнь.
Днем мы остановились отдохнуть у околицы большой деревни. Жители выходили.
— Messieurs les soldats, Messieurs les soldats, venez vite, nous avons arret'e — un 'espion, [32] — подбежав к нам, взволнованно сказал штатский молодой человек, совсем еще мальчик. Раймон молча закинул за плечо винтовку. Я спросил его, куда он идет. С осунувшимся, вдруг ставшим чужим, лицом он сказал:
32
Господа солдаты, идите скорее, мы задержали шпиона.
— Je vais regler son compte. [33]
На мощеном спуске к площади собралась толпа. Протиснувшись вперед, мы увидели неподвижно лежавшего на спине человека в опорках и обтрепанных брюках.
— Мы ему уже дали хорошенько. Теперь он притворился, обмер, но я только что видел, как он шевельнулся, — сказал кто-то из толпы, возбужденно, но уже неуверенно. Мне показалось, человек на земле действительно шелохнулся и, чуть приподняв одно веко, хитро за нами наблюдает.
33
Я с ним сочтусь.
На лице Раймона было теперь выражение недоумения, смешанного с отвращением. Злобно взглянув на меня, он повернулся и ничего не сказав, пошел обратно в гору, к месту нашего привала.
Мы кончали закусывать, когда на дороге показалась куча торопливо идущих солдат. Один нам крикнул:
— Eh, les gars, vous ne voulez pas vous sauver, ils arrivent les boches. [34]
Мы начали собираться. Но в это время около нас остановился автомобиль. Из его окна высунулся штабной полковник с лицом как коровье вымя. Он сердито закричал, чтобы никто не уходил.
34
Эй ребята, вы что, не хотите спасаться? Сюда идут немцы.
— Я поеду дальше, остановить ушедших, а тех, кто не захочет вернуться — расстреляю на месте, — сказал он с угрозой и ненавистью.
Машина рванулась и, завыв, понеслась. Мы больше никогда не видели этого полковника.
Остановившиеся было солдаты, немного подождав, пошли как стадо дальше. И вдруг я увидел, как Раймон, хотя он не был даже капралом, стал их останавливать:
— O`u allez-vous, les gars? Il faut rester, [35] — говорил он расстроенным голосом.
35
Куда вы, ребята, нужно оставаться.
Почти испуганно, с недоумением на него взглядывая, солдаты молча его обходили.
В роще при дороге осталось человек тридцать. Скоро над нами начали кружить немецкие самолеты. Я пошел в кусты оправиться. Какой-то марокканец на меня смотрел. Мне это было мерзко и мысль, что я могу быть убит в этой унизительной позе мне мешала. Я вернулся и спросил Раймона:
— Как ты думаешь, что теперь будет?
— Чего же можно ждать, — злобно сказал он, показывая на солдат, прятавшихся за деревьями.
Некоторые, не оглядываясь, втянув голову в плечи, уходили в глубь леса. Я сел на землю, прислонившись спиной к сосне. Теперь над рощей рвались снаряды.
Леруа, смотря вверх, точно он мог рассчитать, куда упадут осколки, прыгал на корточках вокруг ствола огромной сосны. Я следил за ним, чувствуя, как ему мучительно неудобно так прыгать, искривив шею, и меня охватило чувство страшной усталости.
Ночью мы пошли дальше.
Мы остановились на какой-то ферме. Орсини, капитан другого батальона, пошел узнавать, где штаб дивизии, «если только дивизия еще существует». Когда он вернулся, у него был усталый и недовольный вид.
— Положение очень плохое, — сказал он. — Мы, по всей видимости, окружены. Нельзя продолжать идти всем вместе. Назначаю место сбора в… — он назвал какой-то неизвестный мне городок, пусть каждый добирается, как может.
На дороге мне и Раймону повезло. Нас подобрал проезжий грузовик и без того набитый солдатами. От многих несло вином. Один молодой все время пел дребезжащим пьяным голосом и смеялся. На этом грузовике мы добрались до городка, где условлено было собраться. В комендантском управлении — ни души. Раскрытые настежь двери, пустые выдвинутые ящики столов. Ветер шевелит ворохи брошенных на пол бумаг. В соседнем помещении, как в стойле, под стенами лежали на гнилой соломе редкие фигуры спящих солдат. Когда мы вошли, никто не поднял головы. Мы здесь заночевали.
Проснувшись на рассвете, я увидел, все уже ушли. Я начал будить Раймона. У него было какое-то странное, безучастное выражение.
— Куда ты торопишься? У нас еще много времени, — говорил он, неохотно собираясь.
В воротах казармы стояли такие же как мы, отбившиеся от своих частей солдаты. Незнакомый «сержант-шеф», в каске моторизованных частей, установив на дороге пулемет, подошел к толпе и, оглядывая всех смеющимися глазами, спросил, кто хочет быть у него заряжающим. Я переглянулся с Раймоном.
— Не называйте меня «шеф», а просто Роже, — сказал сержант.
Он был доволен, что мы с ним остались. Меня он называл сначала Вальдимир, но скоро перешел на более привычное Казимир.
Постепенно улицы, двор казармы и дорога впереди нас опустели.
— Ничего, Казимир, — хлопнул меня Роже по плечу, — если будет нужно, мы и втроем остановим бошей.
Я понимал бессмысленность его слов, но, наблюдая, как он бодро хлопочет около пулемета, я отвлекался от мысли о безнадежности нашего положения.