Оживший
Шрифт:
– Что это? – Я ткнул пальцем в один из фрагментов так называемого плана.
– Ограда.
– А это?
– Дом, что, сам не видишь!
– Что вы знаете о датчиках и ловушках по периметру?
– Какие, на хрен, датчики? Ты бы еще о спутниках-шпионах спросил!
– Что известно о его охране?
– Всего пять или шесть человек, все с пушками.
– Так пять или шесть? И потом, где подробный план здания? Что находится внутри?
– Послушай, военный. – Он картинным жестом поднял на лоб темные очки и жестко посмотрел мне в глаза. – Если боишься, так и скажи. Дай мне пару своих ребят и топай
– Давайте не будем торопиться, – предложил я, изо всех сил стараясь не сорваться на вульгарный мат.
Этот Островский мне сразу очень не понравился. Вообще-то такие рубахи-парни и супермены вызывают восторг исключительно у дамочек бальзаковского возраста и у той части руководства, которая судит о нашей работе исключительно по отчетам таких вот островских. А еще смотрит боевики по телевизору: Рембо в Афганистане или Настя Заворотник в тылу врага. Лично я, воспитанный на принципах разумной трусости, перед тем как засунуть куда-то голову или какую другую часть тела, стараюсь все-таки осмотреться. Ребят ему подавай, щас! За годы командования подразделением я не потерял ни одного человека и совсем не собирался нарушать эту традицию в угоду кому бы то ни было.
– И что ты собираешься делать? – хмыкнул он.
– Подумаю.
В следующий раз мы встретились через три дня.
– Ну что, – сурово спросил меня настоящий полковник, – подумал?
– Подумал, – не стал спорить я.
– Осмотрелся?
– Да.
– Ну и как тебе мой план?
– Никак.
Все это время мы с ребятами не спускали глаз с клиента, изучили систему его охраны и, к собственному удивлению, убедились в полном отсутствии как системы, так и самой охраны как таковой. Никаких камер, датчиков, растяжек, сигналок, медвежьих капканов и даже сусличьих норок. Пятеро, иногда шестеро сонного вида молодых людей, бездарно изображающих охранников и телохранителей. По ночам все они дрыхли, четверо на койках в караулке, а двое – сидя за столами в комнате на первом этаже слева от центрального входа. Как говорится, приходите, люди добрые! Именно по этой причине я решил в дом не соваться. Не люблю, знаете ли, заявляться туда, куда меня уж очень настойчиво приглашают.
– Тогда перехватим в городе, – предложил он и сам тут же устыдился сказанного. Какой, к черту, перехват на узких, забитых народом улицах. Даже если и цапнешь клиента, все равно не уйти. Да и полиции на автомобилях полным-полно.
– Дайте мне еще пару-тройку дней, я еще подумаю…
– А тебе не кажется, паренек, что ты слишком много думаешь?
– Думать надо как можно чаще, – выдал я одну из бесчисленных поговорок друга Сергея Волкова, бывшего опера ГРУ Сани Котова, – тогда это войдет в привычку.
– Скажи мне, сынок, – тут он попытался схватить меня за рукав, но я увернулся, – ты давно не получал по мордашке?
– Терпеть не могу махать кулаками, – сознался я, честно глядя в глаза товарищу полковнику, – но никогда не отказываюсь, если предложат.
На этой высокой ноте мы и расстались.
К следующей нашей встрече я наконец надумал.
– Что это? – недоумевающе спросил Островский, глядя на план.
– Французский ресторан «Мишель». Наш клиент регулярно здесь ужинает через день на второй – никогда бы не подумал, что русско-китайский метис так любит французскую кухню.
– И народу там небось как в родном метро поутру.
– Не сказал бы. – Я успел пару раз побывать в том самом ресторане и как следует осмотреться. Видел, кстати, нашего красавца, ужинавшего в компании жгучей брюнетки а-ля Кармен (охрана ждала его в машинах у входа), и даже послушал, как эти голубки воркуют. Голос Режиссера с тех пор врезался мне в память, вот почему я и вспомнил его четыре года спустя. Человеческий голос, как и отпечатки пальцев, строго индивидуален, изменить его никакими операциями невозможно.
– Вы собираетесь войти следом за ним?
– Нет, будем ожидать его в ресторане.
– Все равно мой план проще и эффективнее.
– Не спорю, но действовать будем по-моему.
Островский связался с Центром, Москва подумала и выдала соломоново решение: операцией по-прежнему руководит товарищ полковник, а место, время и порядок действий определяет командир подразделения, то есть я.
После этого он как-то очень скоро успокоился. Вдвоем мы быстро довели дело до ума. Товарищ полковник въедливо вникал во все детали и даже подбросил по ходу дела пару остроумных идеек, которые я с благодарностью принял. В итоге мы помирились, и он даже соизволил признать некоторые положительные стороны моего плана.
– Однако же удобно этот кабак расположен. – Островский ткнул ручкой в крупномасштабную карту. – Сколько до шоссе, полкилометра?
– Шестьсот пятьдесят метров.
– Плюс три дороги: к морю, национальному заповеднику и перевалу. Уходить будете вот по этой, угадал?
– Верно, – ответил я. У меня было несколько другое мнение касательно маршрута отхода, но такие интимные подробности я всегда предпочитал держать при себе, – угадали.
– Хрен успеют перекрыть. Молодец!
– Рад стараться, – гаркнул я, и мы оба расхохотались.
За полтора часа до прибытия клиента мы начали просачиваться в ресторан поодиночке и мелкими группами. Заняли позиции вокруг его излюбленного места, отгороженного от общего зала ширмочкой столика в углу. Сделали заказы, обозначили гастрономический энтузиазм и принялись ждать. Нас было шестеро, двое оставались снаружи, Островский со своими людьми ждал в условленном месте.
Минут за двадцать до приезда Режиссера я подал сигнал тревоги, как-то уж больно активно замельтешили вокруг моего столика сразу двое незнакомых мне официантов, крепких молодых мужиков. И потом, очень не понравились короткие, время от времени бросаемые в мою сторону взгляды дамочкой из несколько натужно веселящейся компании за столиком напротив. Смотрела, как будто брала на прицел. Мы схватились за пушки, и это нас спасло, к сожалению, не всех.
Как я понял, люди в ресторане собирались поступить с нами точно так же, как мы с тем Чжао: захватить, а в крайнем случае – уничтожить. Не успела мадам вскинуть ствол, как я всадил в нее две пули и перевел огонь на официантов. Сразу после этого к веселью присоединились остальные, и пальба в кабаке поднялась очень даже нешуточная.
И все-таки они нас не взяли. Мы положили всех их и ушли, забрав с собой убитых, Саню Коновалова, Петра Клименко и моего тезку, Игоря Павловского. Раненый в грудь Женя Сироткин вышел наружу сам и вырубился уже возле машины. У нас вообще не принято бросать убитых и раненых.