Ожоги сердца (сборник)
Шрифт:
— Хальт!.. — видимо, с испугу крикнул он в темноту ночи.
Дмитришин одним прыжком подмял под себя часового, не дав ему пикнуть.
Разведчики подползли к штабелю. Подняли брезент. Там темнели ящики с противопехотными минами.
— Вот сколько «добра» приготовлено для нас, — усмехнулся Капланов.
Взвод смельчаков вытянулся цепочкой. Мины от разведчика к разведчику пошли к нашей линии обороны.
Хоть ночь и длинная, но работы предстояло много. Пришлось послать бойца в роту за подмогой. Время шло. Разведчики трудились до седьмого пота.
Занятые несвойственным им делом, разведчики не теряли бдительности и вовремя заметили, что со стороны противника к ним приближаются три солдата. Должно быть, настало время смены поста. Гитлеровцы подошли почти вплотную и, видимо, поняв, что тут русские, бросились бежать назад. Кто-то из разведчиков подрезал их короткой очередью. Фашисты упали. Один из них закричал. Темень ночи тут же прорезали желтые ракеты. Из дотов бесприцельно застрочили пулеметы.
Разведчики не закончили «разгрузку» немецкого склада, но и того количества мин, которое успели перенести на свою сторону, хватило надолго.
В начале апреля 1942 года Иван Дмитришин побывал в городе. Прошел возле панорамы, заглянул в тот подвал, у входа в который еще сохранилась яма от неразорвавшейся бомбы — «опилки с песком вместо тротила…».
В подвале жил сторож панорамы. Он сказал, что живописное полотно Рубо осталось на месте — его нельзя трогать, а весь натурный план панорамы снят и, кажется, эвакуирован.
Апрель — месяц цветения крымских садов, буйной зелени на виноградниках, а в душе Дмитришина была мрачная осень. Последние три недели ни одна поисковая группа не могла взять толкового «языка». А командованию необходимо срочно выяснить, где накапливаются резервы врага.
Предстояло отправиться за «языком» в тыл врага.
Собрав бойцов, Дмитришин рассказал о своем замысле:
— Наденем немецкую форму, чтобы легче было обмануть врага.
И уже ночью, перебравшись через передний край противника, он вновь сказал своим друзьям:
— Наша задача: собрать побольше данных о расположении свежих резервов противника, вернуться обязательно с контрольным «языком».
У разведчиков был только один союзник — отвага, все остальное было против них, но выполнить задание они должны непременно.
К рассвету им удалось проникнуть за дамбу реки Черная и укрыться в блиндаже бывшего командного пункта морского полка. Этот участок был оставлен в дни декабрьского наступления противника. Вошли в блиндаж, как в родной дом, покинутый в горестное время. Выставили часового в немецкой форме. Глянешь — и не верится, что это наш разведчик.
Стало светать. Запахло фиалками. Много их росло на склонах высоты. Взошло солнце. Как некстати: оно мешало разведчикам оставаться ночными призраками.
Да, здесь, в тылу врага, все было против них, даже солнце. И, кажется, впервые Дмитришин был не рад солнцу. Но какая сила вела их на опасное дело? Что помогало им выполнять поставленную задачу? Ответить можно коротко: веление долга и совести.
В тылу врага разведчик ведет особенно строгий анализ своих поступков и поступков боевых друзей. Здесь все, решительно все под властью единственного контроля — совести. Совесть! Она, как второе зрение, следит за движением твоей души изнутри, она осуждает тебя за робость и тем формирует в тебе характер. Разведчик в поиске сам себе судья и прокурор, ни один свой просчет не оставляет без внимания.
Справа приближался нарастающий гул автомашин и танков. Дмитришин посмотрел в бинокль и сразу отнял его от глаз — так близко были лица фашистов. Танки неуклюже переваливались с боку на бок, уходили за складки гор, в сторону Севастополя.
Днем двигаться дальше было опасно. Не только гитлеровцы, но и партизаны могли взять на прицел группу солдат в немецкой форме.
С наступлением темноты снова пошли вперед.
Все время надо было быть настороже. Дозорные противника встречались всюду. Они стерегли выходы из лесов, чтобы не дать возможности партизанам связаться с населением.
Подняли свежую листовку, выпущенную геббельсовскими пропагандистами. К несчастью, в ней была правда:
«Преодолев упорное сопротивление красных, германские войска заняли город Феодосию».
Тяжело было читать такое сообщение.
На окраине одного селения фашисты выставили фанерный щит с надписью:
«За антигерманские убеждения и за клевету на германскую армию расстрелян гражданин Николай Грошилин, проживающий в городе Симферополе по улице…»
Со стороны Севастополя методически били наши пушки. С мыса Херсонес бросала тяжелые снаряды 35-я батарея.
Разведчики укрылись в овраге перед Итальянским кладбищем. Наткнулись на телефонный провод и перерезали его. Один конец оттянули в кусты и там привязали, другой закрепили на прежнем месте и стали ждать.
Из-за горы выглянула луна. В овраге показались две фигуры. Связисты — где-то близко находится штаб противника.
Условились действовать так: первого взять живым, второго прикончить.
Сработали точно. Схватили того, который шел впереди, держась за провод. Но он рванулся с такой силой, что потянул державшего его Дмитришина за собой. Помогли друзья: зажав голову пленного, воткнули ему в рот кляп. Вот и все…
В тылу легче взять «языка», чем на переднем крае. Но очень сложно доставить его в свое расположение.
Вели, пленного с завязанными глазами. Спешили к линии фронта. Вернулись домой лишь на третьи сутки. Задание было выполнено.
На допросе пленный помог нашему командованию уточнить, что перед 7-й бригадой морской пехоты сосредоточилась 117-я немецкая дивизия. Против высоты 154,7 — на левом фланге нашей обороны — изготовилась к наступлению горнострелковая дивизия противника. На правом фланге скапливалась еще одна, моторизованная, дивизия.
Тогда же стало известно, что под Бахчисараем установлены две мощные мортиры «Карл» и экспериментальное орудие «Дора».