Пацаны, не стреляйте друг в друга
Шрифт:
Но напрасно он ожидал от братьев сверхлогического кульбита.
– Здесь он где-то, – на полном серьезе сказал один.
– Дома, у бабки прячется, – добавил второй.
Улыбка мигом сошла с лица Марка Илларионовича.
– Вы его видели?
– Нет.
– А почему тогда говорите?
– Так некуда ему больше деваться! – хором ответили братья.
Костромской лишь иронично усмехнулся. Но Панфилов отнесся к их умозаключению гораздо более серьезно. Может, и нет Лосева в доме покойной бабки, но проверить все же нужно.
– А
Джип с Левшиным и Захарским стоял неподалеку. Только они двое, больше никого. Но Марк Илларионович не стал усиливать охрану. Тем более что Костромской отправился с ними.
Захарского он оставил на улице, параллельной той, с которой можно было попасть в дом напрямую. Пусть и гипотетически, но Лосев мог покинуть избу огородами. Если это случится, то Захарский его накроет.
Близко к дому подъезжать не стали. Вышли метров за пятьдесят до него, втроем, придерживаясь заборов, направились к нему. Панфилов, Левшин, Костромской.
Но бесшумно подойти к нему не удалось. Неожиданно на крыльцо родительского дома вышел Грецкий. Он был навеселе, слегка пошатывался. Багровые щеки, выпученные глаза. Увидел крадущихся вдоль его забора людей, заорал, размахивая руками.
– А-а, Панфилов! Ты ко мне? Плевать я на тебя, козел, хотел!
Левшин дернулся в его сторону. Ему ничего не стоило перемахнуть через низкий штакетный забор, наказать буяна кулаком в глаз. Но Марк Илларионович осадил его, небрежно махнув рукой в сторону Грецкого. Дескать, что с дурака возьмешь?
Но Антон не унимался. Едва не упав, сбежал вниз по ступеньками крыльца, через калитку вышел к Панфилову, схватил его за рукав. Это было уже слишком.
Марк Илларионович снова осадил рвущегося в бой Левшина, но дал волю своим рукам. Удар в челюсть сбил Грецкого с ног.
– Ты что позволяешь себе, идиот? – озлобленно прошипел он, тем самым еще больше обескураживая Грецкого.
– Я... Я не знаю, что на меня нашло, – поднимаясь с земли, пробормотал тот.
– Пить надо меньше, баран!
– Все вы бараны! – взорвал наступившую тишину пронзительный голос. – Всех порешу, суки!
Панфилов не мог поверить своим глазам. В месте, где участок Грецких примыкал к участку Лосевых, за сеткой забора, под сенью зеленеющей черемухи, по пояс скрытый кустом смородины, стоял бешеный банкир.
Лосева бы и не заметили, не выдай он себя. Но он позволил обнаружить себя. Впрочем, находился он в выигрышной для себя ситуации. Все четыре человека по другую от него сторону забора у него как на ладони. В вытянутых руках автоматический пистолет. Расстояние до мишеней такое, что не промажешь. Единственно, что Левшин умеет выхватывать пистолет из кобуры с быстротой киношного ковбоя. Но при всех своих талантах телохранителя он не успеет произвести первый выстрел. И пистолет Лосева смотрел прямо на Панфилова.
– Ну вот и все, голубчики! Приплыли! – злорадно ухмыльнулся банкир.
И вдобавок облизнулся,
– Не дури, Виктор Николаевич! – обратился к нему Костромской. – Ты же ни в чем не виновен! Нет доказательств твоей вины! Зачем губить себя?
– А ты зачем врешь, мент? С толку меня сбить хочешь? Так я сам тебя сейчас собью!
Он выстрелил в Костромского. И тут же перевел ствол на Левшина, который уже почти вытащил свой пистолет. Лосев оказался более проворным, и парень, просев в коленях, безжизненно рухнул на землю. Остались только Панфилов и Грецкий, который не постеснялся спрятаться у него за спиной.
– Ты думаешь, я тебя не достану, козел? – злобно ощерился Лосев.
Выстрелы должны были всполошить всю деревню, но он и не думал убегать.
– Сначала этого застрелю! – качнув стволом в сторону Панфилова, сказал он. – Затем тебя, недоношенного! Двух зайцев разом!
– Брось пушку. И беги отсюда, пока не поздно, – посоветовал ему Марк Илларионович.
– Поздно! Не сегодня-завтра сдохну!.. Но вы раньше на том свете будете!.. Ненавижу, всех ненавижу!
Лосев повел пальцем на спусковом крючке. Панфилов понял, что рассчитывать он может только на чудо – или патрон перекосит, или выстрел окажется не точным. Но Лосев заметил бегущую к нему Настю.
– И эту суку пристрелю!
Он навел ствол на нее.
– Стой, шалава!
– Как ты сказал? – взревел Панфилов.
Но Лосев даже ухом в его сторону не повел.
– Жить хочешь? – спросил он, обращаясь к остановившейся Насте.
– Хочу, – кивнула она, теряя последние остатки отчаянной решимости, которая привела ее сюда.
– Тогда скажи, что хочешь меня!
– Заткнись! – крикнул Панфилов.
Но Лосев сделал вид, что не услышал его. Зато обратился к Грецкому:
– А ты, Антоша, хочешь жить?
– Хочу! – жалко проблеял тот.
– Тогда выбирай, или тебя прикончу, или твою жену! Кого-то одного, на выбор!..
– Не надо! – изнывая от жалости к себе, простонал Грецкий. – Не убивай!
– Кого не убивать? Тебя или ее? – куражился Лосев.
Похоже, ему действительно нечего было терять.
– У меня мама больная... – всхлипнул Антон.
– Тогда убью ее!
Но Панфилов не позволил застрелить любимую женщину. Он резко сделал шаг в сторону, закрывая ее своим телом. И тут же последовал выстрел.
Увы, в этот раз не было спасительного бронежилета. И пуля с легкостью вонзилась в живую плоть...
Падая, Панфилов услышал еще один выстрел. Но это стреляли в самого Лосева.
Эпилог
Небо вверху, небо внизу, небо везде. Белые пушистые облака вокруг, прозрачная твердь под ногами – не упасть. Паша Максютов с удочкой для подледного лова, его жена в полупрозрачном халате, юный Леша Полунин в белом костюме и с набриолиненными волосами. Все трое уничтожающе смотрят на Лосева.