Падальщики. Непогасшая надежда
Шрифт:
– Фунчоза. Начал перекличку! Я посчитала, у нас не хватает троих рядовых. Фелин передает, что они мертвы, - сообщаю я.
Я не сразу прочитала озабоченное лицо Калеба.
– Где Тесса?
– спросила я, смотря ему за спину.
Одновременно с этим я вспоминаю картинку с монитора, которая показывала, что на крыше сидят четверо солдат. Но ни в одном я не узнала Тессу. И тут я застыла. До меня наконец дошло значение этого выражения лица моего бойфренда - полное сокрушение и скорбь.
– Калеб, где Тесса?
– уже громче спрашиваю я.
Меня затрясло. То ли от гнева, что он молчит, то ли от стресса. Я повысила голос, чтобы скрыть дрожь, но она все равно проступила через мое сбивчивое дыхание и поджатые губы.
–
– закричал в ухе Фунчоза.
В любой другой момент я бы захотела его убить. Каждый раз, когда я слышу его голос, я хочу его убить - это стандартная реакция моего организма на такое явление, как Фунчоза. Но сейчас я словно провалилась куда-то глубоко-глубоко. Там нет воздуха, там сердце сокращается со скоростью десять ударов в секунду, а в горле немеет шар, которые заставляет меня молчать. Там таится боль утраты, которую я боюсь выпустить наружу, потому что тогда она станет реальной. Как и ее причина.
Я всхлипываю и уже едва слышу Калеба.
– Тессы нет... Тессы с нами больше нет.
Его слова мне кажутся чужеродными. Они не принадлежат этому миру! Потому что это не может быть правдой!
Из глаз Калеба потекли слезы, он не утирает их. Он продолжает говорить о том, что принимает командование отрядом на себя. А я не могу сказать ни слова, потому что мозг до сих пор не верит в этот факт.
Тессы нет... Тессы с нами больше нет.
Это неправда! Она ведь такая сильная жесткая непобедимая с непоколебимой верой в свою правоту! Она верила, что совершит в этой жизни что-то стоящее. Черт, я верила! Все верили. Она не хотела это знать, не хотела даже слушать про то, как много солдат, следят за ней, за ее рассуждениями, за ее мечтой. Пусть тайно, пусть они никогда не высказывали ей это вслух. На базе разговоры об ином векторе существования - повод к расстрелу.
Но я их слушала. Калеб их слушал. И мы стали эдакими хранителями огромной тайны о том, что у Тессы есть подражатели ее бесстрашию и непокорности законам базы. Она была уверена, что ее ненавидят, что ее боятся, что считают безумной. А мы не могли убедить ее в обратном, потому что ей хотелось верить в собственное безумие, как оправдание ее бездействию.
Мы все ждали, что она созреет для действительно настоящего восстания, который принесет нам надежду на лучший мир, пусть и с большим риском для жизни, но стоящий того, чтобы бороться за него каждый день, чтобы рисковать собственной жизнью ради чего-то большего, чего-то достойного, нежели подземные туннели.
Нет, там не Тесса умерла. Там умерла последняя надежда базы на выживание.
21 декабря 2071 года. 12:30
Ольга
Мы добрались до базы за рекордное время в полтора часа. Впереди Холоп гнал так, словно у нас в моторах петарды горели. Но, разумеется, это было необходимо. Своим запахом мы привлекали новых зараженных, которые обитали в окрестных лесах. Датчики движения Аяксов пробивают радаром гораздо дальше, чем наши костюмы. И на карте мы видели, как за нами увязывались новые перемещающиеся точки. Мы точно знали, что это - пробужденные мертвецы. Потому что животные, испуганные шумом БМП, отпрыгивают и бросаются наутек прочь от нас. А эти красные точки, наоборот, бежали по направлению к нам.
Слава богу, мы добрались до базы без приключений! Ворота ангара уже были открыты и нас ждали шесть отрядов из солдат внутренней охраны базы. Ребята, как я рада вас всех видеть! Как я вас люблю! Как я рада очутиться дома! Да! Сегодня база - это мой дом, хотя еще вчера я ее ненавидела всем сердцем, потому что грезила о базе в России. Понятия относительны и разнятся от ситуации к ситуации. Вот живешь себе в спокойствии и мечтаешь о каком-то волшебном месте из твоих мечтаний, где тебе определенно жилось бы лучше, чем здесь. А потом случается вот такая бойня, и эти настроения, как в унитаз смыло! К черту этот недосягаемый дом! Я хочу жить за бетонными стенами и стальными воротами.
Фунчоза связался с базой еще час назад, очень кратко рассказал о том, что произошло в деревне. И это звучало так:
– База. Говорит Фунчоза. Нас всех поимели, и мы едем домой.
После этого динамики в Аяксах взорвались хором обеспокоенных голосов. Сначала офицер, дежуривший за рацией пытался достучаться до нас, но поняв, что это бесполезно, позвал Полковника Трухину. Теперь она задавала вопросы о том, что произошло, но ей никто не ответил. Удивительным образом все наши мозги объединились в одну нейронную сеть и мыслили одинаково: у вас там на базе есть радар, отслеживающий наше перемещение. Этого вам достаточно, чтобы понять, когда мы прибудем на базу.
Потом Трухина позвала Триггера. Но и его вопросы остались без ответа. А потом и сам Генерал требовал от нас полного изложения событий, иначе мы все пойдем под трибунал.
Нам было плевать. Честно, настолько выжаты физически и эмоционально мы были, что трибунал казался отдыхом в санатории.
Как только тяжелые стальные двери закрылись позади нас, Аяксы изрыгнули из себя внутренности, которые пахли соответствующе. Сорок человек полтора часа в душной машине - это подвиг!
Испуганных жителей, впервые оказавшихся в подземелье, тут же окружили доктора. Несколько людей мужественно терпели переломы рук и вывихи, которые получили во время экстренной эвакуации, которая выглядела примерно так: солдаты просто брали людей и совали их внутрь, пихая поплотнее, утрамбовывая, разве что не прыгали на них.
Послышался привычный ор плачущих детей, которые искали своих мам и пап. Там в суматохе мы потеряли всякую ценность родительских связей с детьми и просто бросали всех детей по машинам без разбора, где чьи родственники. Так мы, сами того не заметив, сделали их сиротами. Добро пожаловать на базу! Мы тут практически все сироты!
Я редко вижу Генерала. Последний раз я видела его год назад, когда мы отмечали тридцать лет со дня основания базы. И сегодня он лично вышел нас встретить.
Это был высокий слегка сгорбившийся крупный сомалиец с иссиня-черной кожей, чем резко контрастировал с бледными жильцами базы. Его синяя униформа, состоящая из кителя и брюк, как всегда была чистой и наглаженной, он представлял собой настоящего военного из прошлого, когда звание играло важную роль в разветвленной системе воинских чинов. Сегодня в этом нет необходимости. Он - единственный Генерал в нашем мире. Но, тем не менее, он продолжает выпендриваться. На самом деле я замечаю, что всякий раз, когда гляжу на него в фуражке с золотыми цепями, в кителе с медалями за храбрость и увешанного орденскими лентами с планкой на груди, во мне самопроизвольно просыпается какой-то внутренний трепет перед этой парадной униформой. Я так же смотрела на свою боевую экипировку бойца спецотряда, когда впервые получила ее, и ухаживаю за ней и начищаю похлеще гражданской одежды. Но то - другое дело: мое бойцовское обмундирование в буквальном смысле спасает мою жизнь. Там электросхем и датчиков, как в целом компьютерном сервере! А что Генерал делает со своей униформой? Говорю же - выпендривается. Я не до конца уверена, откуда у него эти медали и ленты. Может, стащил откуда-нибудь и прицепил на грудь. В то время меня еще не было, когда ему медали вручали. Может, он вообще генералом сам себя назначил!
В конце концов, мало, кто сегодня может что-то подтвердить из его биографии. Ему около шестидесяти, а таких стриков на базе у нас мало. В условиях дефицита солнечного света, в окружении разрастающейся плесени, но еще больше - отчаяния и безнадеги - люди у нас редко до пятидесяти доживают. Ученые у нас борются всеми силами за здоровье населения, но, видимо, их витаминов, которыми они обогащают наши батончики, едва ли хватает, чтоб продлить наши жизни.
Нам счастливая жизнь нужна, а не витамины. Только она избавит от всех недугов.