Падающий дождь
Шрифт:
Минут через пять Мак пришел в себя, обвел всех мутным взглядом.
— Нет, — прошептал он, — видит бог, эта работа не для белого человека…
— Подъем! — приказал Клиф. — Носильщиков сменять через каждые пять минут. Вставай, Мак! Сопляк! Желтая роза Техаса!.. Вьетнам, детка, — это не вино и розы!.. Встать!..
Сначала носильщики пробирались сквозь заросли по двести ярдов, потом — сто, полсотни. Мокрые от клейкого, липкого пота гладкие стволы бамбука так легко выскальзывали из обессиленных, ватных рук. Грант падал, хватался за живот, не мог сдержать стона. Боль мутила голову. Боль такая, словно
Вскоре они забрались в такую непролазную чащу, что пришлось прорубать путь, действуя кинжалами и клинковыми штыками. Работали поочередно, по двое, часто сменяясь. Клиф смотрел на часы. Пот капал на циферблат. Двести ярдов в час. А через час — всего по два ярда в минуту. До удушья густо заросли джунгли диким бананом, бамбуком, карликовыми пальмами.
— Вперед!
Клиф сатанеет от жары, от черепашьего темпа, от ярости и страха. В детстве он страдал от боязни стесненного пространства, теперь страшился рецидива этого психического недуга.
Словно пасть огромного зверя, дышат джунгли влажным жаром, гнилыми запахами тления. Душно и темно, как перед грозой. В ушах застрял неумолчный стон цикад, звон москитов. С ума сведет этот однотонный струнный оркестр. А вначале он даже нравился, напоминал звуковой фон старых фильмов о Тарзане…
А буйволовые рога и горны звучали все ближе и ближе. Их звук подгонял диверсантов лучше всяких «пеп-пилз».
Грант лежал на тряских носилках, сцепив зубы, и старался не встречаться глазами с Честэром, который вновь, в который уже раз, тащил носилки. Честэра хлестали по лицу то ветки, то высокая трава, в глаза лезла паутина, в нос и рот забивалась пыльца, за воротник пикировали пауки и пиявки, а он, несчастный, бессильно крутил головой и не мог помочь себе руками, потому что руки были заняты носилками. Он бесился все больше и больше, и в глазах его, то горевших злобой, то мокрых от слез, все явственнее проглядывала лютая ненависть к этой узкой тропе, к этим неуклюжим носилкам, к напарнику и, конечно, к Гранту. И Грант отводил глаза, закрывал их, считая минуты, секунды, пока, наконец, кто-нибудь сменит Честэра…
На привале Харди, в кровь расчесывая волосатую грудь, жуя галету, сказал:
— В Фудзиоке, ребята, я пристрелил одного япошку. Эти вшивые «джепс» вздумали пикетировать Первого мая нашу базу. Хором горланили: «Янки, гоу хоум!» А теперь я сам готов благим матом заорать: «Янки, убирайтесь домой!» Сейчас я бы отдал весь Северный Вьетнам, да и Южный тоже за бутылку пива «Счастливый тигр»!
— Не знаю, как вы, братцы, — слабо проговорил Мак, вытирая ладонью мокрое от пота лицо, с детства опаленное западным ветром Техаса, — а я к рождеству вернусь домой! На второй срок ни за что не останусь! Пусть все идет пропадом! Хватит с меня Кореи и Вьетнама!
И он похлопал по татуировке на левом предплечье: «ЭТОТ ДЖИ-АЙ ПОПАДЕТ В РАЙ, ПОТОМУ ЧТО ОН ПРОШЕЛ СКВОЗЬ АД В КОРЕЕ!»
— Ф-ф-ф-у! — шумно сдул Честэр пот с верхней губы. — Меня будто пропустили сквозь стиральную машину! Проклятые носилки! А что ты будешь делать в Штатах, Мак? Станешь собирать с мексикашками-брасерос апельсины в Калифорнии? Или сделаешься мусорщиком в Хьюстоне? Ты, конечно, будешь помогать Американскому легиону разгонять демонстрации «мирников», только в этом пригодится тебе твое специальное образование. А потом грянет новая война, и тебе опять сунут винторез в руки, но только плакали твои подъемные!
— Лучше ковбойские мозоли на заду, чем сафари в аду! — рифмой заговорил Мак. — В крайнем случае я докажу, что трижды болел триппером, а за три триппера, как говорил нам капеллан в Сайгоне, полагается увольнение из армии! А потом уж хрен они меня затащат в армию — у нас в Форт-Уорте есть один специалист — за пять долларов прокалывает барабанную перепонку.
— Между прочим, — мрачно вставил Харди, — сегодня у ребят в Ня-Чанге день получки!
— Хватит чесать языки! — поднял голос Клиф. — Харди и Честэр! За работу!
Честэр негромко произнес грязное ругательство, довольно внятно прибавив:
— Сам бы попробовал! Командовать каждый умеет!
Клиф приподнялся на локте.
— Ты что-то сказал, Честэр? — сквозь зубы спросил он.
Их взгляды скрестились. Видно было, как играют желваки на скулах Честэра.
— Ничего я не сказал! — наконец выдавил Честэр, грузно вставая.
— Будешь вкалывать две смены! — процедил Клиф.
Через пять минут Честэр подрался с Харди. Этого следовало ожидать. И не только потому, что эти двое еще раньше поссорились из-за тех долларов, что зажал Харди. Неотступная тревога, постоянное ожидание гибели, физические муки — все это наэлектризовало их нервы, привело к первому грозовому разряду. Началось с пустяка.
— Слушай, Честэр! — недовольно произнес Харди, рубя бамбук. — Какого дьявола работаешь спустя рукава! Бережешь силы для второй смены, а я за тебя отдувайся!
— Да я тебя, гада!.. — в пароксизме бешенства прохрипел Честэр, качнувшись к Харди.
Над головой Харди блеснуло лезвие кинжала.
Харди реагировал по правилам рукопашного боя: поймал руку с кинжалом в «вилку», наложив правую кисть поверх левой, тут же надавил большим пальцем на сгиб мизинца, а большим пальцем левой руки — на сгиб безымянного пальца Честэра. Изо всех сил вывернул руку Честэра влево, прочь от себя. Честэр простонал, выронил кинжал, но сразу же остервенело пнул Харди коленом в пах.
Взревев от боли, Харди скорчился, ударил врага головой в живот. Честэр упал, Харди кинулся на него, подхватив свой клинковый штык, но отлетел от удара в грудь ногами…
— Клиф! Останови их! — слабо крикнул Грант, не терпевший драк в команде.
Но Клиф не спешил: он считал, что хорошая драка служит разрядкой, действует, как громоотвод.
В узком проходе, прорубленном в чащобе, продолжалась остервенелая драка.
Харди лежа метнул штык в наступавшего на него Честэра. Тот увернулся, подскочил, занес громадную ногу в тяжелом ботинке, чтобы наступить противнику на горло.
Клиф вспомнил о стальной стельке в подошве ботинок «зеленых беретов» и коротко приказал:
— Отставить!
Полной разрядки не получилось. Уже через час драка была забыта всеми, кроме Честэра и Харди. Ломились вперед, изрыгая проклятия, обмениваясь самыми несносными оскорблениями. Ненавидели все и вся: джунгли и вьетконговцев, командира, разлегшегося на носилках, и Клифа, который гнал их вперед, жарищу и мешки за спиной и самих себя за то, что добровольно согласились на прогулку в этот ад.