Падение Арконы
Шрифт:
Впрочем, можно было пожертвовать и кое-чем своим. Он с удовольствием продал бы душу Дьяволу, но с тем никак не удавалось связаться.
Однажды озабоченный тайным указанием епископа настоятель застал юношу на месте преступления. Парень окунал большую серую крысу в бочку, не давая ей выбраться из воды. Животное рулило хвостом, изо всех сил перебирало лапками, но усталость тянула на самое дно.
– Что ты делаешь, сын мой!
– вопрошал настоятель.
– Вершу суд над нечистой тварью, отец!
– смиренно отвечал тот, потупив взор.
Лучшей рекомендации и не требовалось...
Вскоре
Он жадно впитывал в себя все бредовые признания испытуемых, проявляя нечеловеческое рвение в таких занятиях, дабы вызнать все в подробностях. Потом, редкими свободными ночами он пробовал тайно повторять мерзкие языческие ритуалы.
Увы, все они, за исключением рецепта сведения бородавок, оказались шарлатанством.
Когда же очередь дошла до настоящего чародея, то палач лично занялся им под присмотром самого епископа, который запретил юноше присутствовать на допросе. Подмастерье был в отчаянии и, как оказалось, зря - палача после дознания удавили стражники на его же дыбе. Однако, тогда он этого не знал, а знал лишь то, что фортуна в очередной раз пытается отобрать у него шанс, который сама же и преподнесла с такой неохотой.
И Флорентиец решился.
Опоив сторожа вином, он проник в темницу чародея в ночь перед допросом и пообещал устроить побег в обмен на ученичество. Колдун согласился. Но заплечных дел ученик потребовал от старого чернокнижника в залог рассказать, где тот прячет колдовские книги. У чародея не было выхода, и он признался. Подмастерье тотчас бросился проверять. Все оказалось верно.
Конечно, никакого побега колдуну он устраивать не собирался. Церковники сразу бы поняли, чьих это рук дело, да и старый чернокнижник, понятно, тут же забыл бы о своем обещании. А так парню досталось самое главное. Читать по латыни и по-гречески он выучился еще в аббатстве, а изощренный ум поможет ему расшифровать любую тайнопись, в этом он не сомневался. Оставалось только убедить чародея в том, что надо выдержать первый допрос, а дальше- долгожданная свобода.
Поверил старый чернокнижник подмастерью, или рассказал кому про освободителя, осталось тайной. Так или иначе, но епископ назначил подмастерье палачом взамен удавленного. Для несчастного доверчивого колдуна первый допрос оказался и последним, а сказочный путь к могуществу для новоиспеченного палача был открыт. И он начал рьяно осваивать секретное знание.
К его разочарованию, большинство пергаментных свитков и буковых "дощек" посвящалось медицине. Это было не так уж плохо, но все-таки не то, что нужно. Многие рецепты советовали лечить болезнь ядом, признаки отравления которым напоминают симптомы болезни. Таким ядом надлежало пользовать больного в крошечных, совершенно неощутимых количествах. Рецепты прилагались.
Естественно, их можно было применить не только в медицинских целях.
Так же, как и магические ритуалы, дающие доступ прямо к душе больного, минуя земную личность. Этим низшим чародейством предлагалось лечить паралич, потерю памяти, и еще некоторые недуги.
Но начинающий колдун сразу понял, что так
Было еще кое-что. Так, имелся свиток о чтении судеб по небесным светилам, были дощечки с описанием черт характера, проявляющихся во внешности.
Один манускрипт, написанный на странном материале, рассказывал о признаках лжи в речах человека, о задних мыслях сквозящих в его жестах и мимике (это знание, однако, не спасло прошлого владельца рукописи).
Изучил он и трактат о правилах удачной интриги, где детально рассматривались вопросы общения сеньора и вассала, способы поменять чужое мнение к лучшему, незримо подчиняя собеседника собственной воле.
Увы, по разумению Флорентийца вся обнаруженная им в книгах магия была ничтожна. С ее помощью никто не мог бы сделать золото, разрушить замок, убить человека на расстоянии.
И, что самое обидное, нельзя было вызвать Дьявола, и добиться от него всего этого в обмен на душу.
Нет, решительно, он родился неудачником!
Оставалось ждать, пока не отыщется еще один настоящий чародей. А ждать-то можно долго. И хотя он занимал теперь куда более выгодную позицию, чем в начале пути - уничтожать бесовское письмо и колдовские принадлежности также вменялось в обязанности палачу... Не проще ли самому найти жертву, располагающую необходимыми знаниями!? С другой стороны, такая жертва просто не далась бы в руки. Но, может быть, истинные маги проходили через застенки до него? Тогда от них должны остаться хоть какие-нибудь следы. И, выбрав подходящий момент, колдун- самоучка забрался в библиотеку епископа.
Увы, еще раз! Кроме священных текстов в ней почти ничего не обнаружилось, зато нашелся увесистый мешочек с серебром, спрятанный среди пыльных томов. Сказавшись больным, Флорентиец через день оставил службу у благодетеля и исчез в неизвестном направлении.
Через пять лет он объявился в Провансе.
Смышленый чернокнижник рос на глазах. Отплыв с крестоносцами на Восток, Флорентиец вошел в доверие к одному из тех важных, но тупых, сеньоров, что основали замки на Святой Земле, когда в силу своих познаний помог ему избавиться от сварливой жены и обзавестись очаровательными наложницамисарацинками. Купаясь в дурмане сладких грез среди обнаженных женских тел, новый покровитель не оставил вниманием молодого чернокнижника. К его услугам была лаборатория в подвалах замка, к нему приводили неразговорчивых пленных, а уж он умел развязать язык любому из них. По мере того, как росло число подопечных, колдун научился бегло изъясняться на иудейском и арабском.
Вам бы его таланты, да направить бы их во благо!.
Он познакомился с восточной медициной, равно как и с местной системой пыток. Обещая крестоносцу мифический философский камень, Флорентиец получил на изыскания немало золотых, потратив их сообразно роду занятийна чернокнижие.
Когда к хозяину заявился сэр Ральф, его собрат по кресту и мечу, между сеньорами разгорелся спор - чей алхимик лучше. И не миновать бы Флорентийцу состязания, если бы не лишний кубок крепкого вина, который вызвал у гостя несварение желудка, оно то и сразило сэра Ральфа наповал. Мир его праху, неугомонный был человек.