Падение Берлина, 1945
Шрифт:
Жаловаться в официальном порядке старшим офицерам, что тебя кто-то изнасиловал, было совершенно бесполезно{264}. Ева Штуль, 1926 года рождения, рассказывала, что ее отца и двух братьев призвали в Красную Армию в самом начале войны. Когда пришли немцы, ее насильственно забрали на работу в Германию. Там она работала на фабрике. Ей было очень тяжело, и она с нетерпением ждала часа своего освобождения. Однако когда пришла Красная Армия, то советские солдаты обесчестили ее. Ева в слезах рассказала старшему офицеру о том, что два ее брата и отец находятся в Красной Армии. Но он лишь избил ее, а затем изнасиловал. Ева говорила, что "было бы лучше, если бы он убил ее".
Все эти факты, по мнению Цыганкова,
* * *
К 15 февраля 1945 года войска одного только 1-го Украинского фронта освободили сорок девять с половиной тысяч советских граждан и около девяти тысяч граждан других национальностей, угнанных на работу в Германию. В основном в районе Силезии{265}. Однако это было только начало. Всего неделю спустя официальные представители в Москве предположили, что надо быть готовыми к репатриации как минимум четырех миллионов бывших военнопленных и гражданских лиц{266}.
В ходе репатриации основное внимание должно было быть уделено не медицинской помощи тем несчастным, которые так много перенесли в немецкой неволе, а поиску среди них предателей родины. Для тех, кто оказался слаб перед вражеской пропагандой, предусматривались мероприятия по политическому перевоспитанию. Как 1-му Белорусскому, так и 1-му Украинскому фронту предписывалось создать в своих тыловых районах, на территории Польши, по три сборных и транзитных лагеря. Каждая команда по политическому перевоспитанию была снабжена передвижной установкой для показа кинофильмов, громкоговорителями, двумя аккордеонами, библиотекой, состоящей из двадцати тысяч книг партийной литературы, а также сорока метрами красной материи и портретами товарища Сталина.
Вид бывших советских военнопленных, двигающихся по дороге на восток, поразил Солженицына. Он вспоминал, что все они шли с опущенными головами. Они боялись наказания просто за то, что оказались во вражеской неволе. Однако нужда в пополнении была столь велика, что большинство бывших военнопленных посылались в запасные полки для перевоспитания и переподготовки. Они оказались нужны для финального наступления на Берлин. Однако это была лишь временная передышка. Новое расследование ожидало их уже после войны. И не было никакой гарантии в том, что человек, даже если он сражался геройски, вновь не окажется за колючей проволокой - теперь уже в советском лагере.
Потребность командования Красной Армии в новых порциях "пушечного мяса" означала, что многие тысячи недавно освобожденных советских граждан без всякой предварительной подготовки будут брошены в сражение. В армию призывались и жители западных областей Белоруссии и Украины, захваченных Сталиным в 1939 году. Они не имели никакого шанса избежать мобилизации, хотя по-прежнему считали себя поляками.
Оказавшись в проверочных лагерях, бывшие советские военнопленные начинали задавать множество вопросов: "Каков теперь будет их статус? Будут ли они пользоваться всеми гражданскими правами, когда вернутся в СССР? Что им не будет позволено? Не пошлют ли их в лагеря?"{267} Офицеры, ответственные за проведение репатриации, считали такие вопросы неуместными. Они относили их на счет "фашистской пропаганды". По их мнению, немцы запугивали советских граждан, и их пропаганда усиливалась к концу войны.
Политические
Существуют свидетельства (которые, однако, достаточно тяжело подтвердить) о том, что многих советских граждан, включая репатриантов, расстреливали без всякого суда сразу после освобождения. Так, например, военный атташе Швеции слышал о том, что сразу после захвата частями Красной Армии города Опельна в Силезии освобожденные там советские граждане были согнаны на митинг. Внезапно их окружили войска НКВД или армейские подразделения{268}. Кто-то из солдат задал репатриантам вопрос, почему они не пошли в партизаны. А затем солдаты открыли огонь.
Понятие "предатель Родины" относилось не только к тем бывшим красноармейцам, пошедшим на службу к немцам, но и к тем тысячам военнопленных, которые оказались в лагере, будучи тяжело раненными и не способными к дальнейшему сопротивлению. Солженицын отмечал, что в этом случае речь может идти не о "предателях Родины", а о "преданных Родиной". Здесь действительно вкралась ошибка. Эти несчастные никогда не предавали свою Родину, а расчетливая Родина предала их{269}. Советское государство возложило на них вину за свою собственную некомпетентность и неподготовленность к германскому вторжению в 1941 году. Затем оно не захотело признавать их ужасного положения во вражеском плену. Уже в конце войны оно еще раз предало их, заставив искупать свою "вину" кровью в финальных сражениях. Когда война закончилась, государство возобновило аресты. Солженицын отмечал, что ничего не может быть хуже предательства государством собственных солдат и возведения их в ранг "предателей". Это самое отвратительное событие во всей русской истории.
Мало кто из ветеранов войны - будь то бывшие военнопленные либо те, кому посчастливилось не попасть в плен - когда-либо простят тех советских людей, которые надели германскую форму. Для них не имеет значения, где именно служили эти люди - в армии генерала Власова ( "Русской освободительной армии"), в добровольческих частях СС, в охране лагерей, в кавкорпусе генерала фон Паннвица, в отрядах по борьбе с партизанами, просто при немецких частях (в качестве "добровольных помощников" - "хиви"). В любом случае они навечно заклеймены как изменники.
По различным оценкам, число лиц, так или иначе сотрудничавших с противником, колеблется от одного до полутора миллиона человек. Представители командования Красной Армии утверждали, что в германской армии насчитывалось более миллиона "хиви"{270}. Красноармейцы часто расстреливали прямо на месте тех советских граждан, которые носили немецкую форму{271}. Об этом свидетельствует и официальная российская историография. Это неудивительно. Боевой устав требовал от советского бойца быть безжалостным ко всем отступникам и предателям Родины. Имели место случаи, когда этот вопрос становился предметом сохранения чести своей нации либо гордости за свою малую родину - узбек убивал узбека, а уроженец Орла - своего земляка{272}.