Падение царей
Шрифт:
Каллиадес поднял глаза при приближении Андромахи, и она тепло улыбнулась ему. Каллиадес отдохнул за время плавания, его нога, наконец, начала заживать. Каждый день Андромаха меняла ему повязки, пока не выбросила выдохшееся лечебное растение, которое Ксандер приложил к ране.
Моряк закричал:
— Дельфины! — и она посмотрела туда, куда он показал.
Они часто встречали в пути дельфина или двух, и Андромаху удивило возбуждение в голосе моряка. Потом она поняла, что тот показывает не на одного дельфина, и не на двух, а на сотни — они проплывали мимо правого борта корабля, их гладкие серые спины то поднимались, то пропадали под водой; они рвались на север.
— Дифины, дифины! — услышала она крик мальчиков: оба побежали на верхнюю палубу и бросились к борту.
Андромаха увидела, как два моряка схватили их и крепко держали, пока мальчики выгибали шеи, чтобы увидеть проплывающих мимо созданий.
— Это необычно, — пробормотал Каллиадес, вставший на ноги, чтобы посмотреть.
Он снова сел, но Скорпиос еще долго продолжал смотреть на море, после того как дельфины исчезли.
Когда он сел, его лицо раскраснелось от возбуждения, как и лица мальчиков.
— Я никогда раньше не видел дельфинов, — объяснил он. — Вообще-то я никогда раньше не был в море, если не считать того раза, когда пересекал Геллеспонт.
— Значит, ты никогда не видел Теру, Благословенный остров, — сказала Андромаха. — Он необыкновенный.
— Чем именно необыкновенный? — спросил Скорпиос, вглядываясь в вырисовывающийся перед ними остров. — Тем, что туда не допускают мужчин?
— Отчасти, — ответила она. — Но он устроен так, как ни один другой остров в мире. Он имеет форму кольца с единственным разрывом, в который вплывают корабли. В центре есть широкая круглая гавань, очень глубокая. Ни один корабль не может бросить там якорь, потому что каменные якоря не достают до дна. В центре гавани есть маленький черный островок под названием Сожженный остров.
Вскоре они вошли в гавань, и Каллиадес заметил:
— Там нет никакого маленького острова!
Андромаха осмотрелась по сторонам и ахнула. Сожженный остров, черно-серый, похожий на груду углей, стал вдвое больше, чем ей запомнился. Теперь он занимал большую часть гавани, и «Ксантосу» пришлось обогнуть его, чтобы добраться до берега Теры. Андромаха видела, что с вершины Сожженного поднимается густой черный дым, ветер гонит его на восток. Она оглянулась на кормовую палубу, где Геликаон и Ониакус о чем-то горячо беседовали, с изумлением указывая на выросший остров.
Юный Праксос закричал:
— Корабль впереди, господин!
Андромаха тоже увидела галеру, вытащенную на берег вдалеке. На таком расстоянии она не могла хорошо ее рассмотреть, но через несколько мгновений остроглазый Праксос крикнул:
— Это «Кровавый ястреб», Золотой!
Одиссей! Какая удача! Андромаха улыбнулась. Но в тот же миг услышала внизу гул землетрясения, море вспенилось, и земля Сожженного острова стала осыпаться в море. Образовавшиеся волны ударили в «Ксантос», и корабль закачался взад-вперед. Андромаха посмотрела на детей, но оба были в безопасности на нижней палубе. Тогда она снова посмотрела на остров — и задрожала.
Прошло немного времени, и «Ксантос» достиг берега. Команда стала спускаться по веревкам, готовясь вытащить судно на сушу рядом с «Кровавым ястребом». Геликаон соскользнул по веревке, а для Андромахи через борт была переброшена лестница. Когда женщина спустилась на берег, Одиссей уже ждал ее, обхватив одной рукой Геликаона за плечи. Оба они усмехнулись, и она улыбнулась в ответ. Андромаха с грустью увидела, что рыжие волосы итакийского царя стали сплошь серебряными.
Одиссей взял ее руку и поцеловал.
— Клянусь Зевсом, богиня, это радует мое старое сердце — видеть вас обоих в безопасности. Я слышал, что Трою взяли и опустошили, но не было никаких вестей о выживших. Готов поспорить, вы расскажете мне волнующую историю!
— Так и есть, Одиссей, однако это история не только волнующая, но и печальная, — ответил Геликаон, с любовью глядя на старого друга. — Что ты здесь делаешь? Мы думали, ты сейчас уже в безопасности в объятиях Пенелопы.
— Я бы там и был. У меня есть сын, которого я еще не видел. Но я приплыл, чтобы спасти Кассандру. Теперь, когда Троя взята, у микенского отребья нет причин уважать неприкосновенность Теры. Однако этот остров кажется покинутым.
Одиссей огляделся по сторонам.
— Мы появились на закате прошлой ночью и никого здесь не видели. Раньше жрицы всегда приветствовали появляющиеся тут корабли… — он пожал плечами. — Я уж подумывал бросить вызов полубогу и самому подняться к Великому Коню. А потом мы увидели «Ксантос».
При этих словах по спине Андромахи пробежал холодок; ощущение, что нужно спешить, вернулось к ней с новой силой. Она с трудом удержалась, чтобы не побежать вверх по тропе на утес.
— Я пойду и найду Кассандру, — быстро сказала она Геликаону, — и приведу ее на корабль.
— Если она все еще там, — ответил ее возлюбленный, хмуро глядя вверх, на вершину острова, где можно было увидеть только лошадиную голову.
— Я знаю, она здесь, — ответила Андромаха, — хотя не знаю, почему она не пришла поприветствовать нас.
Взглянув в лицо Геликаона, она поняла, о чем он думает.
— Ты не должен сердить Минотавра, поднимаясь в храм. Я пойду и приведу ее.
Геликаон посмотрел в небо, потом взял Андромаху за руку.
— Если ты не вернешься к полудню, я пойду и найду тебя, и никакие полубоги или монстры меня не остановят.
— И я пойду с ним, — добавил Одиссей. — Теперь в острове есть что-то опасное, и это не опасность, исходящая от жестоких людей.
Он вздрогнул, несмотря на тепло, и кивнул на Сожженный остров.
— И скажите мне, что этот остров растет, что это не старческий бред.
— Говорят, Сожженный поднялся из моря всего сто лет назад, — ответила Андромаха. — И ты прав, он очень быстро растет, и я боюсь, это плохое предзнаменование. Я поспешу.
Улыбнувшись Геликаону, она повернулась и зашагала по черному песку, потом начала подниматься по тропинке на утес, уверенно ступая ногами, обутыми в старые сплетенные из веревки сандалии.