Падение сверхновой (сборник)
Шрифт:
Фрэнк поежился и, присев на корточки, зажег спиртовку.
— Хелло! Майкл!
Из палатки послышалось сонное ворчание.
— Вы спите?
Ответом было равномерное, как прибой, посапывание.
А будет ли это когда-нибудь? — подумал Фрэнк, наливая в кофейник воды. Наверное, будет. Ведь строят же русские плотину в Египте. У них все по-иному, у этих русских… Еще недавно они были нашими союзниками, почему бы теперь нам не заключить новый союз, не объединить силы в борьбе с пустыней, с космосом?
В палатке затрещал будильник.
Нужно
— Ну, вставайте же, Майкл! Вам пора на дежурство. Я сварил кофе.
В призрачном синеватом огне спиртовки, тысячекратно преломленном в кристаллах гипса, можно было видеть, как из палатки высунулось распухшее и помятое, добродушное и классически ленивое лицо шофера Майкла Ифкина.
Если взглянуть назад, можно увидеть, как до самого горизонта уходят постепенно суживающиеся узорчатые отпечатки шин. Если посмотреть вперед, то не увидишь даже этого. Только пески, недвижные страшные пески, пески до самого горизонта, до самой туманной дымки.
— А ведь здесь раньше жили люди, Майкл.
— Вы шутите, сэр? — одну руку шофер держал на руле, другую то и дело поднимал, чтобы стереть с лица пот.
— И не думаю. Три тысячи лет назад здесь шумели базары больших городов. По улицам неслись легкие колесницы, гривы лошадей были завиты в мелкие колечки и выкрашены охрой.
Шофер недоверчиво пожал плечами.
— Это правда, Майкл. Можете не сомневаться. Об этом рассказали нам изображения невиданной красоты, высеченные на скалах.
— Мы увидим их?
— Мы увидим другое. Помните, две недели назад мы повстречали старика из племени Тай-ток?
— Того оборванца, с которым вы болтали по-французски?
— Он не оборванец. Это потомок древней расы. Когда наши предки ходили в шкурах, его пращуры жили в больших городах, спали на ярких коврах, ели на чеканной серебряной посуде.
Фрэнк снял темные очки, провел мокрым от пота платком по лбу и переносице, и вновь надел их. Курить ему не хотелось, не хотелось даже пить тепловатое «пепси». Вот если бы можно было попасть в прохладную тень, разуться и выпить стакан шипящей, взрывающейся серебряными пузырьками газа минеральной воды со льдом!
— Кстати, этот старик князь или что-то в этом роде.
— Да ну? — Майкл неосторожно притронулся пальцем к какой-то металлической штуковине, и сейчас же засунул палец в рот.
— Обожглись? Наденьте перчатки.
— Да, придется. Все накалено, как в преисподней. Так вы говорите, что этот старикан так же знатен, как герцог Ланкаширский?
— Во всяком случае, его род древнее. Он иххагарен. Я точно не знаю, что это такое. Но думаю, нечто вроде титула. Впрочем, это не так важно. Интересно другое — я показал ему тектиты и спросил, не встречал ли он что-либо подобное. Вы знаете, что такое тектиты?
— Какие-то камешки?
— Это кусочки природного стекла. Природного потому, что возраст их исчисляют десятками тысяч лет. Один только бог, а может быть, и дьявол знают, откуда они
— Атомный котел до всемирного потопа?
— Нечто вроде этого. Было даже предположение, что это следы приземления неизвестного звездолета.
— С атомным двигателем?
— Ну да! Песок под его дюзами расплавился и превратился в радиоактивное стекло.
— Интересно…
— По-моему, не очень. Гипотеза-однодневка. Родилась на интересе к космосу. Вот русский корабль-спутник — это действительно интересно. Вы только представьте себе… Голубая полоска, потом все синее и синее, дальше пронзительно фиолетовые тона, все более интенсивные, переходящие в черноту космоса. Только подумать, он видел то, чего еще не видел ни один человек в мире!
— Янки тоже скоро полетят.
— Конечно, полетят. Но он-то первый! А это очень много значит.
— Да, вы ведь говорили об этом, как его, герцоге? Он что, знает о тектитах?
— Да. Они разбросаны по всей пустыне. Бедные женщины делают себе из них бусы. Особенно много их здесь, в стране Танезруфт.
— Почему же вы так хотите попасть к этим проклятым скалам? Ведь тектиты-то здесь?
— Да они есть почти повсеместно. В Австралии, в Чехословакии.
— А что же мы будем делать в скалах? Сидели бы себе в гостинице и посылали в редакцию письма. А то ездим, ездим по этому пеклу!
— Ничего вы не понимаете, — глаза Фрэнка стали глубокими и загадочными. — Вы никогда не поймете, как человек может быть счастлив, проезжая по пескам, которые хранят в себе древние города, прыгая по скалам, где древние скульпторы обрели бессмертие. Здесь столько тайн, столько страшных и темных загадок! Порой мне кажется, что в пустыне духи. Я только не знаю, какие — злые или добрые.
Майкл не отвечал. Слюна у него во рту сделалась тягучей. Затылок давило и жгло, как от горчичника. Голова чуть-чуть кружилась. А бесцветное небо, казалось, лежало на плечах. Внезапно он увидел где-то далеко впереди озеро. Воздушные пальмы смотрели в чистую-чистую воду. К озеру спешил караван. Бубенцы на верблюдах заунывно звенели. Майкл знал, что в пустыне бывают зрительные миражи, но никогда не думал, что пески могут петь.
А Фрэнку порой действительно казалось, что над ними реют невидимые духи когда-то живших здесь людей.
Царство солнца, владения ветра.
Скалы накалялись полуденным светилом и, точно расплавленный металл в воду, погружались в холод ночи. Молниями пробегали по ним трещины, с пушечным гулом взрывались камни.
Потом за работу принимался ветер. Он захватывал тучи песка, крутил их и обрушивал разогнанные песчинки на скалы. Песок вымывал в них причудливые ходы, выбивал ниши и гроты, шлифовал камни.
Солнце сверху следило за этой работой. Оно словно вытапливало скрытое в камнях таинственное масло и покрывало их черным глянцем — загаром пустыни. Камни становились похожи на чугун.