Падение Трои
Шрифт:
— Ты словно оракул, София. Говоришь больше, чем понимаешь.
— Я знаю, что ты лгал мне, что ты обманывал и предавал меня.
— Не надо так громко.
— Я могу прокричать это с самого высокого здания. — Ею все больше овладевал гнев.
— Не здесь, София.
— Здесь самое подходящее место. Разве не на городской площади судили прелюбодеев?
— Жестокие слова. Незаслуженные. Ты моя жена в глазах богов. Они благословили наш союз. Человеческие законы неважны.
— Твоих
— Смотри, как бы они не поразили тебя.
— Они — плод твоего воображения. Твоей гордыни.
— Думаю, этому научили ее вы, мистер Торнтон. — Оберманн повернулся к Торнтону. — Вы постоянно подрывали и осмеивали мои верования.
— Меня никто не учил, Генрих, — сказала София, — опережая Торнтона.
— Я никогда не осмеивал вас, герр Оберманн.
— Я относился к вам с величайшим уважением, — произнес Торнтон.
— Но, как я вижу, мою жену вы уважаете больше.
— Я не твоя жена.
Два-три горожанина остановились понаблюдать за ссорой иностранцев. Асад встревоженно посмотрел на них и повел Софию и Торнтона через дорогу на площадь.
— Нам не нужны неприятности. Никаких неприятностей рядом с гостиницей. Другие постояльцы…
Оберманн шел за ними, покачивая головой, словно испытывая жалость. Разговор продолжился.
— Я не сделал ничего против своей совести. Не совершил ничего дурного, — настаивал Оберманн.
— Ты лгал мне, — упорствовала София.
— Женщина, которую ты видела, умерла для меня. Она все равно что мертвая. Телемак не хотел, чтобы ее поместили в лечебницу. Вот и все.
— Мы отплываем через два часа, — сказала София.
— Если ты оставишь меня сейчас, то оставишь навсегда. Ты это понимаешь?
— Разумеется.
— Нам нужно собраться, — сказал Торнтон. — Время поджимает.
— Но кто поверит вашим лживым рассказам, мистер Торнтон? Вернувшись в Лондон, вы начнете говорить, что Троя — родина азиатов и каннибалов. Вряд ли кто-нибудь примет эту теорию. Это бессмыслица, причем бездоказательная.
— Доказательства уничтожили вы.
— Я — огонь. Я — буря. Я — ливень. Все ваши выводы сводятся к этому? Вас засмеют.
— У меня нет намерения обсуждать с кем-либо таблички.
— Чудесное молчание!
— Но я уверен, что доказательства где-нибудь появятся.
— Станете держать порох сухим. Так ведь, мистер Торнтон?
— Я напишу статью, которая будет опубликована лишь в том случае, если в каком-то другом месте будут найдены неопровержимые доказательства моих предположений.
— Браво! Как благородно! — Оберманн обернулся к Софии. — Куда вы направляетесь? — Она бросила быстрый взгляд на Торнтона. — Можешь не раздумывать, София. Я узнаю подробности вашего путешествия
— Мы едем в Константинополь.
— Город цветов. Город золота. В молодости, мистер Торнтон, я любил золото. Когда я был купцом в Санкт-Петербурге, мне страшно нравилось, как истертая монета переходит из рук в руки. Вы знаете, что я когда-то был банкиром и скупал золотоносный песок в Калифорнии? Как-то, напившись своего немецкого пива, я покрыл лицо драгоценной пылью, и оно превратилось в золотую маску!
— А ты таким образом превратился в великого царя, — заметила София.
— Я уже это знал. Я знал, во мне кроется нечто, что вознесет меня. Как вы будете жить в Константинополе?
— Будем жить, — ответила она.
— Оттуда вы поплывете в Лондон. Я прав?
— Там мой дом, сэр, — сказал Торнтон.
— Британский музей придет в восторг, мистер Торнтон, видя, что вы вернулись. Вы уцелели, побывав у легендарного чудовища Оберманна. Вы станете героем!
— Сомневаюсь, что меня так назовут.
— Но вы привезете с собой бесценную награду. — Оберманн хотел положить руку на плечо Софии, но она отшатнулась.
— Я не награда, Генрих. Александр не завоевывал меня. Я еду с ним по собственной воле.
— Браво! Но ты обманываешься, София. Ты не будешь счастлива в Англии. Когда ты работала в Трое, я видел, что ты довольна, как никогда. Я помню твою радость, когда ты обнаружила лестницу.
— Разве ты не понимаешь? Я делала это ради тебя.
— Ради меня? — Он на мгновение смутился.
— Да, Генрих. Ради тебя.
— То есть ты говоришь, что любила меня, София?
— Я не могу ответить на этот вопрос.
— Нам пора возвращаться в гостиницу, — сказал ей Торнтон. — Скоро на пароход. — Он взял ее под руку и, не сказав. больше ни слова Оберманну, они перешли дорогу.
Оберманн смотрел им вслед, потом вдруг бросился вслед за ними.
— Ты вправду любила меня, София?
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ
Леонид решил скакать в Чанаккале. Рано утром, сразу после отъезда Оберманна в город, была совершена находка. Сильный ливень, смыв камни и мусор, открыл вход в построенную из камня комнату к юго-западу от дворцового комплекса; убрав последние помехи, туда вошли двое рабочих и тут же выбежали назад, чтобы сообщить о своем открытии. Они увидели сотни, если не тысячи глиняных табличек, аккуратно сложенных с внутренней стороны стены. Леонид пошел вместе с ними. Он зажег серную спичку и в ее мерцающем свете разглядел такие же знаки, как те, что пытался расшифровать Торнтон. Значит, англичанин сможет возобновить работу после катастрофы, вызванной ливнем.