Падение
Шрифт:
Он снова заснул, наверняка, до глубокой ночи решал проблемы автосервисов, или с головой ушел в работу над своим магазином. Я замираю в дверях и не могу отвести взгляд от его широкой спины, ничем не скрытой от моего взора. Тихо снимая свою одежду, я на носочках иду по холодному полу, забираюсь на свою половину и прижимаюсь к его горячему телу. Я не могу не целовать его плечи, не могу отвести руку от его живота, не могу не вдыхать его запах, от которого голова идет кругом, и я не могу не сказать ему, тихо, словно нас кто-то может услышать, самые главные слова:
— Я люблю тебя.
Андрей поворачивается и пристально
Ее дыхание выровнялось, тело обмякло и веки закрылись, но я знаю, что она до сих пор не спит. Смотрю в ее лицо и удивляюсь, до чего же прекрасна она во всех своих проявлениях. Неважно, кричит ли она или молча читает книгу, или напряжено пытается сконструировать что-то, чему и названия-то знать не должна, или готовит, пританцовывая под звуки проигрывателя в своем телефоне — она прекрасна, и порою, я не понимаю, чем заслужил ее преданность и любовь.
— Почему ты не звонил? — не открывая глаз спрашивает Маша. — Ты что совсем не скучал?
— Скучал, и звонил, только ты не захотела отвечать.
— Я была зла. И звонил ты три дня назад. Может я уже другого нашла, пока ты тут без меня прохлаждался, — привстав на локте, она пихает меня в бок, а я смеюсь, осознавая, как сильно мне не хватало этих разговоров и ее тепла в моей постели.
— Не нашла бы, сама же сказала, что любишь меня, — перенимаю ее игривый тон, но через пару секунд становлюсь серьезным, распластав ее на кровати и нависнув над ней, не давая отвести глаз. — Больше никогда так не делай. Лучше разбей посуду, сломай что-нибудь или ударь меня, но никогда не уходи…
Я вижу, как она в миг теряет всю свою шутливость, улыбка покидает ее лицо, а взгляд становиться тяжелым и сосредоточенным. Я не смогу подобрать слов, чтобы описать, как много мыслей крутилось в моей голове, стоило остаться наедине с собой в этой внезапно опустевшей и уже не такой уютной квартире, когда она не вернулась вечером домой после нашей ссоры.
— Тебя ведь до сих пор это мучает? Дело ведь не только в Светке, да? Тебя задело то, что я не поддержал тебя? — пытаюсь понять, почему был вынужден маяться от тоски по самому дорогому мне человеку. — Скажи, и пойдем дальше, чтобы больше никогда не поднимать эту тему.
Маша закусывает губу и краснеет, но вырваться не пытается:
— Просто… Просто, трудно признавать, что ты простой человек. Я, наверно, слишком тебя идеализировала в своей голове, тебе разве что нимба не хватало для полноты картины. Мне казалось, что ты не можешь думать иначе, думала приду и ты согласишься, что этот Леша просто бессовестный моральный урод. Будешь, как я, возмущаться или врежешь ему… Это немного пугает, начинаешь понимать, что… Черт, даже не знаю как объяснить…
— Выходи за меня, — выдаю на одном дыхании, замечая, как бледнеют ее щеки. — Я не хочу, чтобы ты думала, что когда-нибудь я смогу от тебя уйти… Я не врал, когда говорил, что никогда бы так с тобой не поступил, не врал,
— Ну что ты там возишься? — нетерпеливо ёрзаю, пока Ира пытается застегнуть молнию на моем коротком белом платье.
— Стой спокойно! — отвечает подруга, теребя ткань моего скромного туалета. — Подкладку зажало, сейчас застегну!
— Господи, боюсь представить, как бы ты нервничала, если бы вы решили устроить банкет на двести персон, — встревает Света, крася губы красной помадой.
— Какая разница, сколько гостей! Свадьба сама по себе событие довольно-таки волнительное! Так что, пусть попсихует немного, ей простительно! Все, готова, Самойлова!
Я критично осматриваю себя в старое зеркало, пытаясь найти недочеты в своем внешнем виде. Все скромно: платье, пусть и довольно короткое, белые босоножки, волосы убраны в аккуратный пучок внушительных размеров, на глазах тонкие стрелки и тушь, щеки и так горят огнем, поэтому обошлась без румян, на губах помада цвета спелой вишни. В общем, я вполне довольна увиденным! И пусть на мне нет фаты, пышного длинного подола и мое дыхание не сковывает корсет — это лучший день в моей жизни, и не имеет значения что на мне надето, какой ресторан заказан, и кто попал в списки приглашенных. Когда я скорее промычала, чем радостно, как и престало каждой уважающей себя девушке, взвизгнула свое скромное «да», я отдавала себе отчет в том, что на данном этапе нашей жизни я буду лишена пышного праздника и прочей свадебной мишуры. Но, тем не менее, стоя сейчас рядом с двумя лучшими подругами в комнате университетского общежития, прекрасно понимая, что рядом не будет родителей, толпы моих родственников и знакомых, я счастлива настолько, что слезы готовы хлынуть из глаз от переполняющих меня эмоций.
— Бери цветы и пошли! Там уже ребята подъехали, — закрывая окно и надевая обувь обращается ко мне Иванова. Я не могу сдержать улыбку, когда замечаю Андрея, о чем-то болтающего с Антоном. На нем белая рубашка, рукава которой он небрежно закатал, черные брюки и туфли им в тон, в руках солнечные очки и ключи от машины. Таким я его запомню навсегда — до безумия красивым и принадлежащим лишь мне одной.
— Готов? — приближаясь к нему и касаясь поцелуем уголка его губ, заглядываю в его смеющиеся карие глаза.
— Всегда готов, так что сегодня я тебя окольцую, — притягивая меня за талию, заключает в свои объятия.
Следующие минут сорок проходят как в тумане, за веселой болтовней наших друзей, я не замечаю, как мы подъезжаем к загсу, как перед нами распахивается дверь зала регистрации, как женщина лет пятидесяти с жутким цветком в кучерявой прическе зачитывает свою речь, как мои слегка трясущееся губы говорят о согласии и мы ставим подписи в протянутых бланках. И как впервые в нашей, теперь уже семейной жизни, Андрей целует меня, касаясь своими горячими ладонями кожи на моих щеках. Отныне и вовеки вечные я — Медведева Мария Михайловна — жена лучшего в мире мужчины, от обладания которым хочется петь и парить высоко в облаках.