Падшая женщина
Шрифт:
— Ну, теперь ты знаешь, как это бывает, — сказала она мальчику, когда он застегивал пуговицы.
Он ослепительно улыбнулся в ответ.
— Найди себе девушку и не трать зря деньги, — посоветовала Мэри.
Перед тем как убежать, он послал ей воздушный поцелуй.
В ту ночь они с Куколкой лежали в темноте на своем полусгнившем матрасе и говорили, говорили, говорили — до тех пор, пока поэт, что поселился в соседней комнатушке, не застучал в стену кулаком.
Многие мисс вдобавок к основному
— Для этих, благородных, нет ничего хуже воровства. Они даже сифилис стерпят, а это нет, — учила Куколка.
Но у Мэри и без нее были свои принципы. Только один раз она обчистила клиента — и то он оказался лживой собакой и не отдал ей обещанные полкроны; за эти деньги Мэри согласилась на то, чтобы он побил ее башмаком перед тем, как отыметь. Она дождалась, пока он напьется и заснет за столом таверны, а потом сбежала, прихватив две латунные пряжки для туфель и серебряные часы.
— Справедливо, — заметила Куколка, оценив добычу.
Мэри никак не могла взять в толк, почему женщины вообще соглашаются делать это задаром. Некоторые хотели иметь детей, это она знала. А другие занимались этим для удовольствия — или из любви, как они это называли. Даже Куколка иногда отдавалась бесплатно, чаще всего одному плотнику-поденщику, у которого была очень нежная кожа.
— Но это же утешение, — отговаривалась она.
Однако Мэри этого не понимала. Мерси Тофт тоже имела любимчика, какого-то книжника-француза. Он был настолько же бледным, насколько она темной. Время от времени, когда ее сутенера не было рядом, она тайком приводила француза к себе. Эта непонятная жажда ставила Мэри в тупик.
Никогда в жизни она не чувствовала того, что называется желанием, но знала о нем достаточно, чтобы уметь подделывать. Она научилась вести «грязные» разговоры. Секрет был даже не в словах, хотя некоторые клиенты сильно возбуждались, когда она говорила непристойности, а в особом тоне. Если тон правильный, можно нести любую чушь, болтать хоть о каше, в этом Мэри убедилась на собственном опыте. Весь трюк состоял в том, чтобы притвориться, будто она и сама взволнована. Легкий стон, вздох, низкий голос, прерванная на полуслове речь — все мужчины велись на это, как дети, и это ускоряло развязку, как ничто другое.
Иногда ночью Мэри лежала рядом с Куколкой и ее плотником и делала вид, что спит, пока они барахтались на матрасе. Куколка билась и выгибала спину, словно ей было больно, но ее рот был мягким и влажным, а лоб покрывала испарина. Отвернувшись, Мэри бездумно смотрела в темноту.
Она никогда не раздвигала ноги, повинуясь нуждам собственного тела, только ради тех вещей, что можно было за это получить: деньги, кров… свободное время. Она продавала не себя — в этом Мэри была уверена. В конце концов, мы все всего лишь берем напрокат платье, которое называется кожей.
С тех пор как они побывали в подвале у Ма Слэттери, у Мэри ни разу не было месячных, и это ее ничуть не расстраивало. Так даже лучше, рассудила она. Безопаснее. Сначала она думала, что это просто перерыв, но потом решила, что ее женское время кончилось. Это было немного странное ощущение — насовсем разделаться с месячными и деторождением в четырнадцать лет. Но среди мисс такое случается, подтвердила Куколка. Ну и, в конце концов, разве это не преимущество для девушки их ремесла — покончить со всеми этими делами раз и навсегда?
Мэри подозревала, что сама Куколка по молодости лет произвела на свет пару-тройку детишек, но расспрашивать не решалась. Да и что толку — несчастные вряд ли выжили.
Ей до смерти хотелось узнать историю жизни подруги, но приходилось выведывать все понемногу, то там, то тут. На прямые вопросы Куколка не отвечала. Однажды, когда они проходили мимо лавки париков на Монмут-стрит, Куколка невзначай обронила, что ее первый делал парики.
— Кто-кто?
— Мой первый. Ну, тот, кому меня продали мои старики.
Мэри бросила на нее настороженный взгляд. Она никогда не могла понять, шутит Куколка или говорит серьезно.
— Он услышал, что девственница может вылечить сифилис, — сказала Куколка и рассмеялась своим странным дребезжащим смехом, будто камешки гремят в стеклянной банке. — Выкинул деньги на ветер!
Отставшая было Мэри прибавила шагу.
— Сколько тебе было лет?
Куколка пожала плечами.
Это значит, что она не помнит или что это не имеет значения, подумала Мэри.
В тот день Куколка больше ничего не сказала, но потом, некоторое время спустя, когда Мэри спросила снова, все же ответила:
— Мало. Так мало, что я ничегошеньки не знала. Подумать только! Я тогда решила, что парень в меня пописал, можешь себе представить! — И она снова рассмеялась этим жутким смехом. Казалось, он исходил из самой ее утробы.
Как-то мартовским вечером за церковью Сент-Мэри-ле-Боу Мэри наткнулась на пару матросов. Они во все горло орали «Старые шлюхи Англии».
— Вечер добрый, мои золотые, — сказала она, но, кажется, они ее не услышали.
Тот, что был повыше, затянул куплет:
Было время, мы могли Баб иметь и драться, Хрен стоял, и нож был остр, Хошь куда вонзаться.К первому присоединился второй:
Но теперь мы словно куча Старого дерьма.Вдвоем они заголосили припев:
Старые шлюхи, добрые шлюхи, Куда вы девались, куда!