Пагуба
Шрифт:
— И что же дальше? — стиснула тонкими пальцами плечо Лука Нега, потому что старик вдруг замолчал и поднял ладони, ощупывая глазницы.
— Я дошел, — пробормотал он после долгой паузы. — Ночь по-прежнему казалась мне светлой. И никакого ужаса я не чувствовал, хотя кости несчастных смельчаков хрустели у меня под ногами. Я подошел почти вплотную. Эта багровая стена вблизи напоминала взметнувшийся до неба пласт кровяного тумана. Я протянул руку, коснулся его, и на коже остались красные капли. «Ну же, — раздался в ушах у меня голос. — Еще один шаг! Постарайся! Я обещаю, что твои глаза увидят нечто незабываемое!»
— Ну! — прервал следующую паузу Лук.
— Я не смог, — вздохнул старик. — Я мог протягивать руки, я
Старик закрыл глазницы ладонями, тяжело вздохнул.
— Сиун завыл, как зимний ветер в трубе. Он взревел, что его обещание — это не просто слова и что мои глаза все равно увидят то, что таится за стеной. И он вырвал их у меня.
— Как же… — прижала к губам ладонь Самана, и Лук понял, что и ей старик рассказывает эту историю впервые.
— Не знаю, — пробормотал Курант. — Я вдруг понял, что смотрю сам на себя, но у меня, у того, на которого я смотрю, нет глаз. Вместо них кровавые ямы. Затем я, второй я, который мог видеть, повернулся к стене и сделал тот самый последний шаг. А потом все погрузилось во тьму. Я пришел в себя через несколько дней. Хара сказал, что проснулся от того, что я, весь в крови, хрипел и ползал вокруг костра. Он не поверил мне. Или сделал вид, что не поверил. Тогда я еще не мог различать по голосу: лжет человек или говорит правду.
Самана заплакала. Нега вовсе зарылась лицом в рукав грязной рыбацкой куртки Лука. А Курант вдруг рассмеялся:
— Знаете, что оказалось самым трудным слепому молодому воину, одному из лучших воинов клана Смерти? Лишившись глаз, он лишился возможности плакать. А этого на первых порах ему очень хотелось…
Тот день так и закончился. Темнота упала на воды Хапы, и вся Салпа погрузилась в тишину. Продолжали шуметь весла, но Нигнас так и не поставил парус, потому что ветер снес бы струг в сторону. Хилан превратился в рассыпанную у горизонта пригоршню огней, а на том берегу, к которому правили гребцы, огонь был всего один. Он колыхался неровным язычком, словно предупреждал, что впереди опасный берег Дикого леса, и вольные выгребали против течения, чтобы избежать нежелательной участи его гостей. Но струг оставил огонь слева от себя, справа стали раздаваться крики ночных птиц, запахло чащей, и Лук понял, что корабль вошел в русло Блестянки. Потом Лук уснул.
С утра день пошел как обычно, разве только вместо утренней разминки Курант посоветовал Харасу и Луку сесть на весла и хорошенько размять спины и руки. Гребцы встретили предложение о помощи смехом, но, когда двое, как выразился Нигнас, мальцов показали, на что способны привычные к нагрузкам молодые тела, шутки умолкли. Самана, Нега и начинающая приходить в себя Лала занимались весь день стряпней, освободив от этой обязанности Нигнаса, но, когда вдоль русла Блестянки подул ветер, тот поставил квадратный парус и дал отдых и гребцам, и Харасу, и Луку. Курант позвал сыновей на корму, где перед ним лежали четыре меча. Один, тот, по которому провел когтем сиун, на глазах обращался в прах. Ржавчина съела его за день так, словно он был оставлен на неделю в кислоте. Второй, который Лук получил взамен сломанного, был слегка побитым, но все еще оставался отличным хиланским средним мечом. Он явно не требовал чрезмерных усилий для того, чтобы привести его в порядок. Третий, старый меч Куранта, по-прежнему прятался в украшенных резьбой и стальными кольцами старых деревянных ножнах. Четвертый, которому Палтанас уделил целый год, лежал в стороне. Вряд ли Лук обратил бы на него особое внимание, если бы увидел такое оружие на поясе у какого-нибудь воина. Разве только подивился необычности навершия и скромности гарды.
Курант повернул к Луку незрячее лицо, и тот понял, что старик уже выпытал у Неги обстоятельства посещения дома кузнеца.
— Но ведь ты тоже не просто так направлял повозку по городам Текана, — пробурчал Лук. — Думаешь, я не догадывался, куда ты иногда уходил с Харасом? А твоя левая рука? Наверное, один из воинов оказался не так уж и слаб?
— Не позволяй жажде ослепить тебя, — заметил старик. — Любой жажде. И жажде мести в том числе. Я сейчас не об этом убийстве говорю, хотя мой совет годен на каждый день. Помни, никто не удерживает тебя от битвы с врагом, но все, что ты делаешь после его смерти, должно быть обращено либо на твою безопасность, либо на то, чтобы вырастить ужас в тех твоих врагах, кто еще жив. Главное, чтобы оно не было использовано для утоления мерзости внутри тебя.
— Разве внутри меня есть мерзость? — спросил Лук.
— Мерзость есть в каждом, — вздохнул Курант.
— Я сделал это с тем ловчим, чтобы вырастить ужас в своих врагах, — твердо сказал Лук. — Хотя и не осознавал этого тогда. К счастью, мне удалось легко с ним справиться.
— Все должно быть продумано и подготовлено, — проскрипел старик. — И даже когда твой противник слаб, никогда не рассчитывай на его слабость.
— Слабых противников не бывает, — заметил Харас, который без привычной бороды и в самом деле казался едва расправившим плечи юнцом. — И те ловчие, с которыми нам пришлось разобраться, тоже были не из слабаков. Все десять. Все те, кто оскорбил нас, те, кто убил твоих защитников, Лук. Но последний из них уже что-то почувствовал. Поставил самострел у себя во дворе. Мы сделали свое дело и уже уходили, не потревожив ловушку, но, как выяснилось, воин поленился снять самострел во время дождя. Замок отсырел, и она сработала. Стрела перебила отцу руку в локте. От случайности не убережешься.
— Помнится, ты, — Лук посмотрел на Куранта, — учил нас другому? Случайностей быть не должно?
— Стань скалой, и волны будут разбиваться о твое подножие, — усмехнулся Курант, нащупал ржавый меч и выбросил его за борт. — А ведь этот черный сиун не чужд колдовства и, уж во всяком случае, слывет придурком по собственной воле. Он не ломал твой меч, парень. Он сократил жизнь вот этого меча. Сделал так, что его многолетний запас прочности истратился в мгновение. И меч умер, сломав меч противника. Что ж, забудем о нем, тем более что у нас тут есть кое-что. Как тебе, Харас?
— Пойдет. — Старший брат подхватил клинок. — Приведу в порядок. Займусь уже теперь. Сколько нам еще плыть?
— Часов пять, — провел ладонью по своему мечу Курант.
— Хоть начну, — кивнул Харас. — Эта девчонка нагрузила в мешок к Луку к косам и серпам, считай, что маленькую кузню. А я-то удивлялся, что наш маленький силач пыхтит от натуги. Зато есть что приложить к лезвиям.
— Вот и приложи, — пробормотал Курант, повесил на пояс свой меч, взял в руки творение хиланского кузнеца. — Наслышан я о Палтанасе. Хороший был мастер. Может быть, и лучший в Текане. Те, кто его убил, заслуживают смерти в любом случае, даже если бы они не убивали твою мать, Луккай. Признаюсь, когда я узнал, о ком идет речь, даже и раздумывать не стал, брать или не брать в семью Лалу. Она, правда, должна что-то сказать сама, ведь не несмышленыш какой? Но сейчас речь не о ней.
— О мече что скажешь? — сдвинул брови Лук.
— О мече будет говорить он сам, — заметил Курант. — А о работе мастера кое-что скажу. Ножны выполнены из акации, обтянуты кожей буйвола. Дешевый материал, но не по качеству. Качество как раз выше всех похвал. И обработка хорошая — в воду бросать не стоит, но воды не испугается. Устье ножен оковано сплавом серебра.
Старик поднес ножны к носу, принюхался, даже лизнул их.
— Зачернено, чтобы не пускало блики. Сам меч легкий, чуть легче среднего.