Пакет
Шрифт:
Алексей Иванович Пантелеев
(Л.Пантелеев)
Пакет
Цикл "Рассказы о подвиге"
Нет, дорогие товарищи, героического момента в моей жизни я не припомню. Жизнь моя довольно обыкновенная, серая.
В детстве я был пастухом и сторожил заграничных овечек у помещика Ландышева. Потом я работал в городе Николаеве плотницкую работу. Потом меня взяли во флот. На "Двенадцать апостолов". Потом революция. Потом воевал, конечно. Потом учили меня читать и писать. Потом - арифметику делать.
А
Было это в гражданскую войну. Состоял я в бойцах буденновской Конной армии, при особом отряде товарища Заварухина. Было мне в ту пору совсем пустяки: двадцать четыре года.
Стояли мы с нашей дивизией в небольшом селе Тыри.
Дело было у нас плоховато: слева Шкуро теснит, справа - Мамонтов, а спереду генерал Улагай напирает.
Отступали.
Помню, я два дня не спал. Помню, еле ходил. Мозоли натер на левой ноге. В ту пору у меня еще обе ноги при себе были.
Ну, помню, сел я у ворот на скамеечку и с левой ноги сапог сымаю. Тяну я сапог и думаю: "Ой, - думаю, - как я теперь ходить буду? Ведь вот дура, какие пузыри натер!"
И только я это подумал и снял сапог, - из нашего штаба посыльный.
– Трофимов!
– кричит.
– Живее! До штаба! Товарищ Заварухин требует.
– Есть!
– говорю.
– Тьфу!
Подцепил я сапог и портянки и на одной ноге - в штаб.
"Что, - думаю, - за черт?! У человека ноги отнимаются, а тут бегай, как маленький!"
– Да!
– говорю.
– Здорово, комиссар! Зачем звали?
Заварухин сидит на подоконнике и считает на гимнастерке пуговицы. Он всегда пуговицы считал. Нервный был. Из донецких шахтеров.
– Садись, - говорит, - Трофимов, на стул.
– Есть, - говорю.
И сел, конечно. Сапог и портянки держу на коленях руками. А он с подоконника встал, пуговицу потрогал и говорит.
– Вот, - говорит, - Трофимов... Есть у меня к тебе великое дело. Дай мне, пожалуйста, слово, что умрешь, если нужно, во имя революции.
Встал я со стула. Зажмурился.
– Есть, - говорю.
– Умру.
– Одевайся, - говорит.
Обулся я живо. Мозоли в сапог запихал. Подтянул голенище. Каблуком прихлопнул.
– Готов?
– говорит.
– Так точно, - говорю.
– Готов. Слушаю.
– Вот, - говорит. И вынимает он из ящика пакет. Огромный бумажный конверт с двумя сургучовыми печатями.
– Вот, - говорит, - получай! Бери коня и скачи до Луганска, в штаб Конной армии. Передашь сей пакет лично товарищу Буденному.
– Есть, - говорю.
– Передам. Лично.
– Но знай, Трофимов, - говорит товарищ Заварухин, - что дело у нас невеселое, гиблое дело... Слева Шкуро теснит, справа - Мамонтов, а спереду Улагай напирает. Опасное твое поручение. На верную смерть я тебя посылаю.
– Что ж, - говорю.
– Есть такое дело! Замётано.
– Возможно, - говорит, - что хватит тебя белогвардейская пуля, а то и живого возьмут. Так ты смотри, ведь в пакете тут важнейшие оперативные сводки.
– Есть, - говорю.
– Не отдам пакета. Сгорю вместе с ним.
– Уничтожь, - говорит, - его в крайнем случае. А если Луганска достигнешь, то вот в коротких словах содержание сводок: слева Шкуро теснит, справа - Мамонтов, а спереду Улагай наступает. Требуется ударить последнего с тыла и любой ценой удержать центр, дабы не соединились разрозненные казачьи части. В нашей дивизии бойцов столько-то и столько-то. У противника вдвое больше. Без экстренной помощи гибель.
– Понятно, - говорю.
– Гибель. Давай-ка пакет, товарищ...
Взял я пакет, потрогал, пощупал, рубашку расстегнул и сунул его за пазуху, под ремень.
– Прощай, комиссар!
– Прощай, - говорит, - Трофимов. Живой возвращайся.
Выбежал я на крыльцо. Зажмурился. Каблуком стукнул.
"Ох!
– думаю.
– Только бы меня мозоль не подвела, дьявол!"
Бегу на выгон. Там наши кони гуляют - головы свесили, кашку жуют.
Выбрал я самого лучшего коня - Негра. Чудесный был конь, австрийскопленный. Поправил седло я, вскочил, согнулся, дал каблуком в брюхо и полетел.
Несется мой Негр, как леший.
Несемся мы по шоссе под липками, липки шумят, в ушах жужжит. Что ни минута, - верста, а Негр мой только смеется, фырчит, головой трясет... Лихо!
Вот мост деревянный простукали...
Вот в погорелую деревню свернули...
Вот лесом скачем...
Темно. Сыро. Я поминутно голову поднимаю, солнце ищу: по солнцу дорогу узнать легче. Голову подниму - ветки в лицо стегают. Снова сгибаюсь и снова дышу в самую гриву Негра.
Вдруг, понимаете, лес кончается. И вижу: течет река. Какая река? Что за черт?! Неожиданно.
Скачу по берегу вправо. Мост ищу. Нету. Вертаюсь, скачу налево. Нету.
Река широкая, темная - после узнал, что это река Донец.
– Фу, - говорю, - несчастье какое! Ну, Негр, ныряй в воду.
Спускаюсь тихонько с обрыва и направляю конягу к воде. Коняга подходит к воде.
– Но!
– говорю. И пришпорил слегка. И поводьями дернул.
Не двинулся Негр.
– Но!
– говорю.
– Дурашка! Воды испугался?
Стоит и боками шевелит. И уши тоже шевелятся.
– Да ну же, - говорю, - в самом деле!..
Обозлился я тут... Как ударил в бока, свистанул:
– А ну, скачи!..
Подскочил Негр. И ринулся прямо в воду. Прямо в самую глубину.