Палач
Шрифт:
Это был он, милиционер, который вызывал меня к себе. Старший оперуполномоченный Дементьев.
— Кого это вы так боитесь, Ольга Матвеевна? — негромко спросил он.
— Кого?! Вы что, спятили?! Вас! Вы же меня до смерти напугали! — свирепо зашипела я, приходя в себя. — Что вы тут делаете? Шпионите за мной, да?!
Я рывком освободилась от его рук, попятилась в сторону лестницы.
— Послушайте, Ольга Матвеевна, мне крайне необходимо… — начал было он, шагнув ко мне.
О, Господи! Только такого собеседника мне
— Я ни о чем не желаю с вами разговаривать! — взвизгнула я. — И не приближайтесь ко мне, я буду кричать!
— Но я…
— Я что вам сказала?!
Он остановился. Я, не сводя с него взгляда, сделала еще пару шагов назад, нащупала ногой ступени. Он не двигался с места. Только внимательно и как мне показалось, с сожалением смотрел на меня. Это-то как раз и взбесило меня еще больше.
— Если я вы еще раз ко мне пристанете, я…я пожалуюсь вашему начальству! Я прокурору напишу! И вас выгонят с работы к чертовой матери! — я истерично орала чуть ли не во весь голос, пятясь вверх по лестнице. — Взашей, понятно вам?! Понятно или нет?..
Он молчал, по-прежнему не сводя с меня взгляда. Под ногами очутилась ровная поверхность площадки и я, ничуть не стесняясь, рванула вверх по лестнице к спасительной двери своей квартиры.
Глава 22. ВТОРОЙ.
Будильник, мирно тикающий на письменном столе, показывал без пяти полдень, когда в дверь моего кабинета раздался короткий требовательный стук.
— Да-да, войдите, — громко сказал я, аккуратно ставя свою подпись под текстом заявления.
Пронзительно скрипнула дверь, я поднял голову. На пороге моего кабинета вырос Саша. На его плаще темнели мокрые дождевые пятна, высокие ботинки были заляпаны грязью. Он шумно захлопнул дверь и шагнул ко мне, оставляя на светлом линолеуме жирные рубчатые следы.
— Здорово, Пухлый, — мрачно сказал он, придвигая ногой стул и усаживаясь по другую сторону моего шикарного письменного стола.
Я поспешно прикрыл свое заявление папкой с историями болезней. Оглянулся на окно.
— Что, дождь все еще идет? — глупо спросил я, пытаясь скрыть замешательство.
— Идет, идет, — проворчал он.
То ли уже смеркалось, пока я сидел, корпел над заявлением, ломал голову, — то ли просто погода была такая. По оконному стеклу вяло ползли дождевые капли.
— Ну, что будем делать, Пухлый? — грубо спросил меня Саша, доставая из кармана плаща пачку сигарет.
— У меня здесь нельзя курить, — попытался я было взять инициативу в свои руки.
Но он только пренебрежительно махнул рукой и прикурил. Поискал глазами пепельницу и не нашел, естественно. Стал сворачивать фунтик из листка бумаги. Я уставился на его пальцы — настоящие пальцы мужика, скульптора — узловатые, крепкие, с короткими плоскими ногтями.
— Так что будем делать? — повторил он вопрос.
— Он тебе звонил? — спросил я, стараясь выиграть время.
— Нет.
— А Игорю?
— И Игорю не звонил, иначе бы я сюда не приперся, — уже раздраженно сказал он. — Нет его. Понимаешь, нет. Черт знает что происходит! Просто растворился. Исчез.
— Как это — исчез? — глупо переспросил я.
— Молча.
— А ей ты не пытался позвонить? — спросил я, хотя прекрасно знал, что он мне на это может ответить, хамло провинциальное.
Но он, подлец, даже до ответа не снизошел. Только зыркнул в мою сторону своими ледяными глазищами. Я почувствовал, что невольно начинаю потеть, и как всегда — в самую неподходящую минуту. Я вытащил из кармана мятый носовой платок и торопливо, проклиная внутренне себя за эту торопливость, стал промокать лоб.
— Ссышь? — сощурился он. — Ссышь, докторишка?
— Жарко здесь у меня. Раньше времени отопительный сезон у нас начали, — криво улыбаясь, пролепетал я, ненавидя себя за страх, который испытывал при виде него.
Он криво усмехнулся. Закинул ногу за ногу, обнажив между брючиной и коротким носком белую волосатую ножищу.
— А когда сыпал ей наркоту в колу, не ссал, Пухлый? — спросил он, не сводя с меня пристального взгляда и по-прежнему глумливо ухмыляясь.
— Пьяные же мы были…все пьяные…
— Пьяные!.. С пьяных, друг Пухлый, спрос построже бывает, чем с трезвых. Уголовный Кодекс на ночь почаще читай… Что делать будем? — он задал мне этот дурацкий вопрос уже в третий раз и, не дожидаясь от меня ответа, сам же и сказал:
— Вот что. Я только что разговаривал с Игорем. Теперь ты должен будешь пойти к ней.
Я почувствовал, как льдистый холод побежал по загривку, по шее, в животе сразу неприятно забурчало и я даже привстал со своего уютного мягкого кресла.
— Я?!
— Ты, ты… Не бойся, Пухлый. Мы с Игорем будем на подстраховке. Возле ее квартиры. Если что случится — мы всегда рядом.
— Как это — случится? Что это еще должно случиться? — спросил я и чувствуя, что нервы мои не выдерживают и голос срывается на омерзительный визг, крикнул:
— Я? Почему это именно я? Почему?!
— А потому что сорок тысяч поросят и все на ниточках висят! — заржал он в голос. — Ты, ты, докторишка. Мы с Игорешей тогда все же больше твоего отличились, согласись. С нами она разговаривать не будет. А у тебя в тот вечер от страха и не стоял, по-моему.
— Что?!
— То, что слышал, Пухлый. Ты ей быстренько сунул и тут же вытащил. Как кролик Роджер. Я же рядом стоял, все видел. От волнения небось, и кончить забыл, а?.. Ладно, ладно, не заводись, я пошутил, — добавил он снисходительно, обратив наконец внимание на выражение моего лица. — Так что есть шанс, что твое… Так сказать, твое мощное присутствие в нашей групповой постельке она тогда даже и не заметила.