Палачи и киллеры
Шрифт:
… Около четырнадцати часов два молодых человека с одинаковыми портфелями вышли из подъезда первого дома Советов и уселись в машину. Кроме шофера, полагавшего, что предстоит обычное задание, в ней находился так и оставшийся безымянным черноморский матрос из отряда Попова. Вооруженный бомбой, он понимающе кивнул двум террористам. Блюмкин наклонился к шоферу и твердым голосом приказал: «Вот вам кольт и патроны, езжайте тихо, у дома, где остановимся, не прекращайте все время работы мотора; если услышите выстрел, шум, будьте спокойны».
Привыкший ничему не удивляться,
Машина, несущая смерть, тронулась.
Через 16 минут молодые люди стояли у двери посольства.
На знак вышел немец-швейцар. Блюмкин долго объяснялся с ним на плохом немецком языке. Наконец, понял, что господа обедают.
Их усадили на диванчик и попросили подождать.
Вскоре к ним вышел советник посольства граф Бассевитц.
Ознакомившись с мандатами, он поклонился и ушел. Почти сейчас же вслед за ним появились старший советник Рицлер и переводчик Мюллер.
— Вы от Дзержинского?
— Да.
— Пожалуйста.
Гостей провели в гостиную и усадили в кресла. Ссылаясь на текст мандата, Блюмкин настаивал на личном свидании с графом Мирбахом. После небольшой дискуссии доктор Рицлер направился на второй этаж — в кабинет посла.
Разговор с графом Мирбахом длился не более 5 минут и до того момента, пока доктор Рицлер не предложил прекратить переговоры с тем, чтобы дать письменный ответ через заместителя наркоминдел Карахана.
Николай Андреев, до сих пор не принимавший участия в разговоре, спросил: «Наверное, господа желают знать, какие меры будут приняты по делу Роберта Мирбаха» (незадолго до этого арестованного родственника посла). Очевидно, это был сигнал к открытию боевых действий, ибо тотчас Блюмкин со словами: «Это я вам сейчас покажу» опустил руку в портфель, выхватил револьвер и выстрелил сначала в Мирбаха, затем в Мюллера и Рицлера.
Далее показания участников и свидетелей драмы расходятся: Блюмкин. Они упали. Я прошел в зал.
Мюллер. Мы были так поражены, что остались сидеть в креслах.
Блюмкин. В это время Мирбах встал, и, согнувшись направился в зал, за мной. Подойдя к нему вплотную, Андреев на пороге, соединяющем комнаты, бросил себе и ему под ноги бомбу.
Она не взорвалась.
Рицлер. Граф Мирбах вскочил, бросился в большой зал, куда за ним последовал спутник делегата (Блюмкина), между тем как тот под прикрытием мебели продолжал стрелять в нас, а потом кинулся за графом.
Блюмкин. Тогда Андреев толкнул Мирбаха в угол (тот упал) и стал извлекать револьвер… Я поднял лежавшую бомбу и с сильным разбегом швырнул ее. Теперь она взорвалась необычайно сильно. Меня швырнуло к окнам, которые были вырваны взрывом.
Мюллер. Последовал взрыв первой бомбы, брошенной в зал со стороны окон… Оглушительный грохот раздался в вследствие падения штукатурки стен и осколков разгромленных оконных стекол.
Вероятно, отчасти вследствие давления воздуха, отчасти инстинктивно доктор Рицлер и я бросились на пол. После нескольких секунд мы бросились в зал, где граф Мирбах, обливаясь кровью из головной раны, лежал на полу, в
Блюмкин. Я увидел, что Андреев бросился в окно. Механически и инстинктивно подчиняясь ему, его действию, я бросился за ним. Когда прыгнул, сломал ногу. Андреев уже был на той стороне ограды, на улице садился в автомобиль. Едва я стал карабкаться по ограде, как из окна начали стрелять.
Меня ранило в ногу, но все-таки я перелез через ограду, бросился на панель и дополз до автомобиля.
Мюллер. Выбежавшие из дверей подъезда слуги крикнули страже стрелять, по последняя стала стрелять слишком поздно и этим дала возможность скрыться безнаказанно убийцам.
Б.Бажанов, бежавший на Запад секретарь Сталина, полагает (ссылаясь на рассказ Биргера, двоюродного брата Блюмкина), что дело было вовсе не так: «Когда Блюмкин бросил бомбу и с чрезвычайной поспешностью бросился в окно, причем повис штанами на железной ограде в очень некомфортабельной позиции, сопровождающий его матросик не спеша ухлопал Мирбаха, снял Блюмкина с решетки, погрузил в грузовик и увез».
(Иванов А. Неизвестный Дзержинский. Мн., 1994).
Совершив террористический акт, эсеры скрылись в особняке в Трехсвятательском переулке, у Покровских ворот, где размещался штаб одного из отрядов ВЧК, которым командовал Попов.
Председатель ВЧК Дзержинский прибыл в отряд Попова, чтобы арестовать террористов, но был сам арестован вместе с сопровождающими его чекистами.
Вслед за арестом председателя ВЧК эсеры арестовали председателя Моссовета Смилдовича, захватили здание ВЧК на Лубянке Пи арестовали находившихся там чекистов-большевиков. Сделать это было нетрудно — охрану здания нес отряд чекистов-эсеров.
Из членов коллегии ВЧК удалось захватить только Лациса, все остальные находились в Большом театре на Пятом съезде Советов.
Пока шел съезд, левые эсеры захватили Главный почтамт и разослали по всей стране телеграммы о захвате власти, дали несколько орудийных выстрелов по Кремлю и отправили делегацию на съезд.
Узнав об аресте Дзержинского, Ленин заявил, что если хоть один волос упадет с его головы, то левые эсеры заплатят за это «тысячью своих голов». Немедленно была арестована вся левоэсеровская фракция съезда вместе с ее лидером — Марией Спиридоновой. В районах Москвы были мобилизованы большевистские рабочие отряды.
Мятеж левых эсеров был ликвидирован 7 июля 1918 года.
Секретарь Сталина не зря обращался в своих мемуарах к личности Блюмкина, ведь Блюмкин был именно тем человеком, которому было поручено убить бежавшего Бажанова в Париже.
Бажанов мог бы насчитать множество случаев, когда его жизнь подвергалась опасности, но о которых нельзя было с полной уверенностью сказать, что они были подстроены ОГПУ. Наряду с этим, он насчитывал с десяток настоящих покушений, например, попытку подстроить автомобильную аварию или нападение какого-то испанского анархиста, вооруженного ножом. Другие явные попытки разделаться с Бажановым были задуманы более тонко.