Паладин
Шрифт:
Однако на другой день, когда Абу Хасан все же смилостивился, Джоанна сама отказалась от питья.
— Ты наказан, Абу Хасан. Я не буду ни есть, ни пить, и тебе придется сказать аль-Адилю, что ты уморил вверенную тебе заложницу.
Позже, когда Джоанна уже едва держалась в седле, а Даниэла стала ее уговаривать, напомнив, что так она может навредить своему плоду, Джоанна беззвучно разрыдалась. Да, ей приходится убивать себя и свое дитя, но все же она воспитана не так, как покорные мусульманские рабыни, она просто не сможет так жить… Она или настоит на своем, или погибнет.
Абу Хасан вынужден был уступить. Теперь Джоанне позволяли молиться, ее перестали связывать, ее хорошо кормили и делали остановки, когда
Горячий ветер все сильнее обвевал путников, дорога казалась бесконечной, они проезжали милю за милей, и в итоге Джоанна впала в некое бездумное оцепенение. И все же, когда после голых каменистых холмов она увидела впереди зеленые заросли и высившуюся над ними на огромной конусообразной горе внушительную крепость, глаза ее невольно расширились и женщина издала возглас изумления. Такие сооружения возводили только крестоносцы — с высокими мощными башнями, массивными, увенчанными зубцами стенами, огромными воротами, к которым вела огибавшая гору по спирали плотно утрамбованная дорога.
— Шобак, — удосужился объяснить пленнице Абу Хасан, беря на подъеме ее мула под уздцы. — Так теперь называют эту крепость, хотя кафиры некогда дали ей другое имя — Монреаль. Вы останетесь тут, пока ваша участь не будет решена достойным аль-Адилем — да продлит Аллах его дни!
Покрытые потом и пылью путники поднимались на гору. У ворот крепости их уже ожидали стражники в округлых шлемах с длинными шипами — с угрюмыми лицами и жестким взглядом. Абу Хасан что-то сказал им, и один из стражей тут же провел пошатывающуюся от усталости Джоанну, поддерживаемую армянкой Даниэлой, куда-то внутрь между рядов каменных стен из светлого известняка. Впереди, под сводчатой аркой, дающей тень и прохладу, Джоанна сквозь усталое безразличие узнала тучную фигуру прислуживавшего ей еще в Иерусалиме евнуха Фазиля.
— Как приятно встретить в этих краях знакомое лицо! — попыталась пошутить англичанка.
Но этот франк-ренегат не был с ней так улыбчив, как ранее, когда видел в Джоанне невесту аль-Адиля. Еще бы! Ведь Фазиль тогда рассчитывал стать доверенным лицом будущей королевы Иерусалима, а теперь его отправили в этот отдаленный замок, будто в ссылку, — за то, что не распознал, что перед ним не Иоанна Плантагенет, и потому, что теперь знает, кто она на самом деле. Отныне он вынужден прислуживать знатной пленнице, взяв на себя все те же обязанности смотрителя-евнуха, однако без всякой надежды на будущее возвышение.
И все-таки Фазиль был добросовестным исполнителем и к приезду Джоанны в крепость позаботился о том, чтобы все приготовить к ее проживанию здесь: в длинных сводчатых покоях было прибрано, из расположенного неподалеку селения ей в услужение подобрали нескольких местных женщин. И пусть эти мусульманки не были такими умелыми, утонченными и очаровательными, как те райские птички, что развлекали и обслуживали ее в Иерусалиме, они, как выяснилось, довольно неплохо могли изъясняться на лингва-франка — сказывалось долгое владычество в этих землях крестоносцев, которые часто общались с местным населением, даже заключали браки со здешними женщинами и имели общих детей.
— Этот замок был первым из построек христиан в землях Заиорданья, — спустя несколько дней рассказывал Джоанне евнух Фазиль, когда они неспешно прогуливались по каменной стене, откуда открывался обзор на окрестности. — Его построили еще при Бодуэне I, и говорят, что сей монарх сам участвовал в строительстве. Может, поэтому замку и дали такое название — королевская гора — Монреаль. Возвели его как форт на старом караванном пути, Дороге Царей, и это давало в казну крестоносцев неплохой доход, учитывая сбор дорожной пошлины. Одно время Монреаль даже был столицей Заиорданья, но потом дальше к северу построили куда более мощное укрепление, Керак, и столицу перенесли туда. Ныне же Монреаль-Шобак принадлежит благородному Малику аль-Адилю — слава ему и приветствие! — и здесь вы будете пребывать до тех пор, пока это сочтут нужным.
— Нужным для чего, Фазиль?
Евнух ушел от ответа, принявшись рассказывать, что строители-кафиры возвели крепость так, чтобы их не донимала жара: замок весь состоит из нескольких ярусов, словно слоеный пирог, — галерея над галереей, сводчатая аркада над аркадой, толстые стены, спасающие от зноя, арки, продуваемые сквозняками, узкие переходы, где всегда прохладно. Есть здесь и прекрасный садик, где растут розы и олеандры. Устроили крестоносцы и водосборники, куда в период зимних дождей по специальным стокам попадает вода. Правда, ныне вода в водосборниках уже на исходе, но ведь вскоре опять сезон дождей, так что проблема с водой в замке отпадет. Пока же воду для нужд обитателей крепости доставляли из колодцев, расположенных под горой, и поднимали по тропе на осликах, увешанных кувшинами и полными мехами.
Джоанна спросила, есть ли в самом Монреале колодец? Она знала, что обычно ее единоверцы никогда не возводили в засушливых краях укреплений, если не имели внутри источник на случай осады.
Евнух Фазиль был доволен, что пленница хоть чем-то заинтересовалась и не донимает его расспросами о своем будущем, поэтому с охотой провел ее к арке прохода, от которой куда-то вниз начинала уводить вырубленная в скальной породе лестница. Фазиль сказал, что местные жители рассказывали, будто кафиры прорубили этот ход, чтобы добраться до таящегося внутри горы Монреаля источника. Евнух даже взял факел и вместе с Джоанной начал спускаться по ступеням в темноту, однако лестница оказалась столь замусорена, а в нос ударило такое зловоние, что молодая женщина вскоре предпочла вернуться.
— Вот, вот, мадам, — гася факел в бочке с песком у выхода, усмехнулся Фазиль. — Чего мне только не рассказывали об этом спуске под гору! Но это всего лишь слухи, ибо никто из нынешних обитателей замка так и не дошел до самого низа. Там, внизу, только мрак и пустота, и люди считают, что этот ход ведет в саму преисподнюю, где крестоносцы поклонялись своим демонам. Поэтому новые хозяева замка решили превратить этот ход в свалку. Отсюда и зловоние.
Джоанна сказала, что если колодец и в самом деле был, то, не разыскав его и забросив, нынешние жители Монреаля лишили себя возможности иметь воду на случай осады.
Фазиль лишь отмахнулся.
— Осады не предвидится. Великий султан Салах ад-Дин не позволит. Даже король Ричард не смог с ним тягаться!
Джоанна резко схватила евнуха за руку.
— Вам что-то известно, Фазиль? Умоляю, скажите, как идет война между султаном и крестоносцами?
Но толстяк только поднял пухлые ладони к небу.
— Откуда же мне знать, мадам? Вспомните, ведь я прибыл в Монреаль-Шобак еще до вашего приезда. Мне ли что-то знать о крестовом походе?
Он лукавил. Вряд ли вести о войне с крестоносцами не доходили до Заиорданья. Джоанна из своего окна в башне не раз видела, как по дороге, обвивавшей высокую гору Монреаля, поднимались какие-то всадники, как Абу Хасан в своих темных одеяниях выходил им навстречу и выслушивал новости. О, этот суровый черный бедуин наверняка был в курсе всего, но бессмысленно пытаться у него что-то выведать. Да и вообще, после приезда в крепость пленница и ее тюремщик старались избегать общения. К тому же у Абу Хасана были другие хлопоты: в Монреале-Шобаке он был назначен хаджибом, отдавал распоряжения, следил за взиманием пошлины с караванов, часто куда-то уезжал во главе вооруженного отряда.