Пальмы, солнце, алый снег
Шрифт:
…И уже на первой в его жизни школьной переменке он узнал, что такое злые насмешки одноклассников, потому что мальчишки обступили его со всех сторон и принялись скандировать: «У Нечаева мать – алкашка!» И это было вдвойне, втройне обидней, потому что школа, куда зачислили Антона, как особо подчеркивали его интеллигентные родственники, считалась элитной. Здесь учились сплошь отпрыски депутатов, ученых, артистов, владельцев первых в стране частных предприятий и прочих сливок, так что мать-алкашка, безусловно, выходила отличным поводом для дразнилок.
А дома к его
– Вы же мне говорили, что она умерла! – укорил их мальчик.
– А разве нет? – холодно поинтересовался дед.
А бабушка услужливо пояснила:
– Мы имели в виду: разве эту дрянь можно считать человеческим существом?
– Я понял… – грустно вздохнул Антоша. И жалобно, будто не школьник уже, а робкий детсадовец, всхлипнул: – И что же мне теперь делать?
– Как – что? Ликовать. Что сбылась наконец твоя мечта, – предложил дед.
А бабушка еще хлеще завернула:
– А хочешь… можешь даже к ней переехать. Насовсем. Представляю, в каком притоне она живет.
Антон мгновенно вспомнил нечистую одежду матери, ее странный, тревожный и влажный взгляд, неприятные ярко-желтые волосы и яростно замотал головой:
– Я не хочу к ней!
Дед с бабкой переглянулись. Им, кажется, был приятен его искренний испуг.
– Не волнуйся. Никто тебя к ней не гонит, – снисходительно успокоил дед.
– А можно… можно сделать так, – тут же бросился в атаку Антон, – чтобы она больше вообще ко мне не подходила?
– Быстро же ты к ней остыл, – вновь усмехнулся дед.
А бабуля пояснила:
– Видишь ли, Антоша… Мы, к моему безусловному сожалению, живем в излишне свободной стране. И запретить твоей матери ничего не можем. Не хотела она тебя раньше видеть, не хотела воспитывать – и заставить ее мы не могли. А сейчас вдруг родительскими чувствами воспылала – тоже ее право. И запретить ей к тебе приближаться можно только по решению суда, а получать его долго и сложно. Да и то: решения эти все равно никто не выполняет.
– К нам домой мы ее, конечно, не пустим, – заверил внука дед. – Ну а во дворе… на улице… у школы… Нам, увы, охрана по статусу не положена. Так что личным телохранителем обеспечить тебя не можем.
И Антону вдруг представилось: темный вечер… тускло освещенный подъезд… а в проеме, возле лифта, его караулит она – такая долгожданная и, оказывается, совсем нелюбимая мать. Кидается к нему, хватает сильными и грязными руками за горло, запихивает в огромный, душный мешок…
Он не выдержал – заревел, хотя школьникам, конечно, реветь не положено, и плакал так горько, что даже строгий дед не пожалел для него собственного носового платка. А бабушка расщедрилась на утешения:
– Да ты, Антошенька, не волнуйся. Ты быстро ей надоешь, и она от тебя отстанет. Уже навсегда.
– А если не отстанет?
– Тогда будешь с ней общаться. Ничего не поделаешь.
– Нет, – с недетской твердостью отрезал
Бабка с дедом удивленно переглянулись, но ругать (обычно-то даже за слово «дурак» нотацию читали) не стали. Наоборот – дед его вроде подначил:
– Хорошая идея, мил-человек. Убивай. Мы только за.
– Чему ты учишь ребенка? – укорила его бабушка.
Но голос ее звучал без всякой укоризны, и глаза смеялись.
– …И тогда я понял: они меня одобряют. И я действительно ее когда-нибудь убью. – Нынешний, взрослый Антон широко улыбнулся.
«Вот это мужик!» – мелькнуло у Ярославы.
Ярослава, хозяйка косметических салонов
Навязчивая Александра со своими веснушками, крошечка Тося на своих огромных каблуках – это, безусловно, не конкурентки.
Едва закончилось занятие и Яков Анатольевич покинул конференц-зал, как Ярослава умело оттерла остальных двух женщин и приблизилась к Антону. Слегка коснулась его руки. Провокационно улыбнулась. Бархатно, на пониженных тонах проворковала:
– А я и не думала, что вы, Антон, такой матерый преступник… Впрочем, я вас стою. Будем держаться вместе?
Он оценивающе, в один взгляд, осмотрел ее всю – от снова вошедших в моду остроносых сапожек до с виду небрежной, но тщательно сработанной прически – и галантно ответил:
– С вашими, мадам, преступлениями я пока не знаком. Но держаться вместе – согласен.
– Не волнуйтесь: мои преступления вас не разочаруют, – заверила его Ярослава.
Улыбалась она беззаботно, но мозг лихорадочно работал: а что, если он спросит о ее преступлениях прямо сегодня? Что бы ей такое придумать?! Не правду же, в самом деле, рассказывать…
– Тогда по аперитиву? Перед обедом? – тут же внес предложение Антон.
Оставшиеся участники тренинга ревниво прислушивались к их диалогу и уходить из конференц-зала не спешили. Александра, бедняжка, едва не плакала; Тося – изо всех сил притворялась равнодушной. А Андрей Степанович буравил Ярославу пристальным, испытующим взглядом.
«Да плевать мне на них на всех!»
– По аперитиву? Звучит заманчиво… – улыбнулась она Антону.
И оставшийся до обеда час они провели за милой, легкой, ни к чему не обязывающей беседой, которая так просто, если чуть отпустить внутренний тормоз, может перейти в череду более смелых комплиментов и закончиться в тот же вечер в любой – его или ее – постели.
Но Ярослава отпускать внутренний тормоз не спешила. И потому после обеда – а сидели они, разумеется, за одним столиком – предложила нейтральное: вместе пойти в бассейн. А потом принять еще по аперитиву, уже перед ужином. После ужина пошел шикарный, крупными хлопьями снег, и просто сам бог велел отправиться на романтическую прогулку по подсвеченным сказочным голубым светом дорожкам…
Так что бесстрастная видеокамера ничего крамольного не запечатлела. Вот двое сидят за столиком, перед ними – коктейли… вот он осторожно и ласково касается ее руки… вот она смахивает невидимую пылинку с его щеки…