Память и мышление
Шрифт:
В психопатологии можно найти много материала в пользу аффективной памяти и аффективного воображения, например воображаемая боль, сочувствие, внушенное чувство, фобии, ностальгия. Выражаясь физиологически, «нервные центры и примыкающие к ним пути могут начать действовать под влиянием внутренних, известных или неизвестных причин; функциональная цельность этих центров — необходимое и достаточное условие для возрождения аффективных образов, которые при известных условиях становятся галлюцинаторными».
Наконец, аффективной памятью объясняется ряд фактов из индивидуальной и социальной жизни, например консолидация характера или эволюция чувства, со временем нарастающего, убывающего, забываемого или снова восстанавливаемого. ,
Таковы
Но существование аффективной памяти признается далеко не всеми психологами. Многие отрицают ее, указывая, что когда мы вспоминаем о каком-нибудь приятном, интересном, ужасном и т. п. событии, то воспоминание — образ или мысль, а не чувство, т. е. интеллектуальный процесс. Это воспоминание (образ или мысль) о происшедшем вызывает у нас то или иное чувство, которое, таким образом, является не воспроизведением бывшего чувства, а совершенно новым чувством; чувство, как таковое, не воспроизводится.
63
См.: Ribot. Problemes de Psychologie affective, 1910 и «Аффективная память». Ср.: Психология чувств, т. I, гл. XI. См. также: Dugas. La memoire des sentiments. «Journ. de Psychologie», Paris. 1930, pp. 237-257. В работе Дюга очень важно подчеркивание непроизвольного характера памяти чувств и приведение примеров сильного влияния на нее запахов (и вкусов). Для характеристики современной дискуссии см.: Signoret. Sur la memoire affective (тот же журнал, 1935, с. 251 и след.).
В 1908 г. на международном конгрессе в Гейдельберге Кюльпе сделал доклад о своих экспериментах по воспроизведению чувств. Он провел 7 испытуемых через 4 серии опытов. Первая серия опытов состояла в том, что у испытуемых вызывали ощущения с аффективным тоном (уколы, цвета, звуки). Затем их просили воспроизвести образ этих ощущений и определить при этом, аффективный ли или только интеллектуальный характер имеет этот образ. Вторая серия опытов состояла в том, что испытуемые должны были воспроизвести в памяти приятные или неприятные случаи, как действительно пережитые в прошлом, так и ожидаемые в будущем. В третьей серии опытов испытуемые должны были представить эмоции, например гнев, радость, печаль и т. д. Наконец, в четвертой серии опытов предъявлялись портреты неизвестных им людей с очень эмоциональным выражением лица, и испытуемые должны были по симпатии переживать те же чувства.
Оказалось, что четверо испытуемых не могли представить удовольствия или страдания, двое иногда могли, а у одного получились неопределенные результаты. Но и из тех, кто мог представить чувство, одному было трудно различать действительное и представленное удовольствие, но он считал, что ему случайно удалось воспроизвести представленное чувство. Другой же с усилием представлял аффективный тон звука, но это представление казалось ему как бы периферическим, как бы данным извне.
Все испытуемые могли представлять физическую боль и отличать ее от неудовольствия. Многие часто наблюдали, что удовольствие или неудовольствие, связанное с представлением чувственного впечатления, имеет ту же интенсивность, как и чувство, связанное с предыдущим ощущением.
Оживание удовольствия и неприятности у некоторых происходило так: или чувство на самом деле оживало, или это было простым знанием без соответствующей интуиции, «чувствоподобным», «как бы галлюцинаторным» и т. п.
Таким образом, опыты Кюльпе ставят под вопрос существование представления чувства (Gefiihlsvorstellung). Дискуссия об аффективной памяти, усиленно ведшаяся в 1908-1913 гг., не дала определенных результатов, как и не дали таких же результатов и изредка впоследствии предпринимаемые соответствующие эксперименты. В чем же дело?
Почему так неудовлетворительно обстоит дело с проблемой аффективной памяти и до сегодняшнего дня? Те эксперименты, которые предпринимали в связи с этой проблемой, обычно состояли в том, что испытуемые должны были воспроизвести то или другое чувство. Чаще всего это им не удавалось. Отсюда, мне кажется, можно сделать только тот вывод, что произвольное воспроизведение чувств почти невозможно, по крайней мере для многих. Возможно ли непроизвольное воспроизведение чувств — этот вопрос подобными экспериментами, конечно, не решается.
Воспроизведенное чувство в свою очередь ставилось под вопрос, есть ли это действительное чувство или «представление чувства», «аффективный образ», и если оно оказывалось не последним, а действительным, реальным чувством, то это считали опровержением существования аффективной памяти, так как исходили из предположения, что воспроизведенный образ, сознаваемый как образ чего-то прошлого, сейчас не воспринимаемого, кардинально отличается от актуального восприятия объекта. В случае воспроизведения чувств обычно не находят той разницы, какая существует в интеллектуальной памяти между восприятием и представлением, образом, и отсюда заключали, что в данном случае вообще нельзя говорить о памяти. Такое заключение, однако, неправильно. Максимум, что можно заключать, это то, что воспроизведение чувств отличается от воспроизведения восприятий: в последнем воспроизведенный образ отличен от восприятия, воспроизведенное же чувство не отличается так от прежде пережитого чувства; если там образ — только копия восприятия, то здесь воспроизведенный страх не образ страха, а страх.
Но ведь и при воспроизведении привычных движений воспроизведенное движение — движение, а не образ движения, и это относится не только к ручным, ножным и т. п. движениям, но и к речевым: вспомнить стихотворение — значит снова мысленно или вслух повторять его, и вряд ли кто станет на этом основании отрицать, что здесь нельзя говорить о памяти и воспоминании, так как-де я повторяю стихотворение, а не ограничиваюсь лишь «представлением» «образа» его.
Воспроизведение чувств находится как бы посредине между моторным и сенсорным воспроизведением: здесь оживает почти то же чувство, то же, так как «боюсь», «испытываю неприятное чувство» и т. д., но «почти» то же, так как обычно оно все же ослабленное, даже иногда перешедшее в другое, родственное чувство.
Неверно в своей категоричности и утверждение, что между образом и восприятием резкая разница, исключающая всякие переходы: зрительные галлюцинации — пример, как иногда разница между образом и восприятием может стираться и до такой степени, что виденный образ принимается за воспринимаемый предмет. Характерно, что это смешение особенно бывает, когда на первый план выступает более низкий нервный уровень (сумасшествие, интоксикация, сон и т. п.). Характерно при этом, что зрительные галлюцинации — обычно непроизвольно возникающие образы.
Выяснению вопроса очень много вредило то обстоятельство, что исследователи сопоставляли воспроизведение чувств с воспроизведением зрительных образов. Если следовать наиболее популярным в современной неврологии взглядам, то чувства являются результатом деятельности подкорковых органов, а зрительные образы — коры задних долей больших полушарий [ 64 ] . Во всяком случае, зрительные образы — результат деятельности гораздо более высокого «нервного уровня», нежели чувства. Поэтому разница здесь так сильна, и если признать именно образную память за типичную, «настоящую» память, то можно прийти к отрицанию аффективной памяти.
64
См.: Л. В. Блуменау. Мозг человека. Л.-М., 1925, с. 319.