Память любви
Шрифт:
— Эдвард — жалкий глупец, который должен был бы обнаружить истинную причину твоих страхов, не будь он так занят собой, — бросил Рейф. — Зато твой халиф постарался на славу. Ты расскажешь, что так напугало тебя, Ронуин?
— Рашид аль-Ахмет сказал, что разум — разящее оружие, которое можно употребить как во благих, так и в злых намерениях. Он был умным и терпеливым. Вместе мы уяснили, что в самых укромных уголках моей души хранится страшная тайна. Когда я была совсем маленькой, в нашу хижину явился богато одетый незнакомец и изнасиловал мою мать. Она ничего не сказала
Почему-то своим детским разумом я поняла, что спать с мужчинами опасно. Как только я все вспомнила, мои страхи развеялись.
— Вот как? — широко улыбнулся Рейф. — И тогда моя бесстрашная Ронуин отважилась испытать радости плоти?
Надеюсь, халиф хорошо обучил тебя, ибо я ненасытен во всем, что касается постельных игр.
— Но ты все же не принудишь меня, — вызывающе хмыкнула Ронуин. — Ты сам сказал, господин мой, что, пока я не возжелаю тебя, ты не ляжешь со мной.
Она легко скользнула пальцами по его щеке, обвела губы.
Рейф поймал ее руку и стал сосать пальчик за пальчиком.
— Ты сказал, что не заставишь меня, — поспешно напомнила она.
Он нежно лизнул ее ладонь и перецеловал кончики пальцев, прежде чем разжать руку.
— Да, и поклялся в этом. Только не обещал, что не буду ласкать тебя, целовать или дразнить.
— Но разве все, что ты тут наговорил, не принуждение? — рассердилась она.
— Ты горда, Ронуин, но лгать не умеешь. И жаждешь меня так же сильно, как я тебя, только отказываешься это признать. — Он поднял ее с места внезапным рывком и стиснул в объятиях. Губы их оказались в опасной близости. — А теперь повтори, что не хочешь меня.
— Я не хочу тебя! — воскликнула она.
— Обманщица, — усмехнулся он, целуя ее. Ее нежные губы дрожали, но покорно раскрылись под его натиском. — Ну же, скажи еще раз, что не хочешь меня!
— Ублюдок! — свирепо прошипела она.
— Скажи, Ронуин, — настаивал он.
— Но ты не веришь мне, — почти всхлипнула она. Сердце неистово билось. Ноги отказывались ее держать.
— Нет, жена, не верю. Эдвард был насильно навязан тебе, как, впрочем, и халиф. Я первый и единственный, которого ты безумно желаешь каждой частичкой своего существа. Почему ты так отчаянно отрицаешь очевидное? — Он вновь коснулся губами ее сладостных уст. — Так горда. Так неукротима. Так чертовски сладка… Не противься неизбежному, радость моя, умоляю!
Но Ронуин принялась вырываться.
— Ты все время твердишь, что я горда! Но твоя гордость сильнее моей, Рейф де Боло. Оставь меня в покое! Ты обещал! И не получишь меня, неужели не понимаешь?
Рейф спокойно поцеловал ее в лоб.
— Рано или поздно ты сама это поймешь, жена, — шепнул ОН и так неожиданно разжал руки, что Ронуин едва не упала.
Немного придя в себя, она упрямо тряхнула головой, и Рейф невольно залюбовался ее раскрасневшимися щеками и изумрудным сиянием глаз.
— С чего это ты вообразил, что я хочу тебя? — усмехнулась она.
— По глазам вижу. Ты трепетала в моих объятиях, и я чувствовал, как твои острые маленькие сосочки упираются мне в грудь. А твой рот истекает медовой сладостью.
— Я не могу оставаться здесь. Ты дьявол, Рейф де Боло, и искушаешь меня своим грешным языком.
— О, дорогая, — рассмеялся Рейф, — ты и представления не имеешь, что может вытворять мой грешный язык, но, клянусь, скоро узнаешь.
Вместо ответа Ронуин поспешно отвернулась. Он прав, черт его возьми! Впервые в жизни она безумно желала мужчину. Она была холодна с Эдвардом, но халиф научил ее искусству страсти и показал, какие наслаждения способны получить в постели мужчина и женщина, хотя она пришла к нему не по доброй воле.
Это не правильно, нечестно! Поддаваться на льстивые речи, прежде чем они хоть немного узнают друг друга, нехорошо! Рейф — тот мужчина, с которым она связана на всю жизнь. Ей необходимо заслужить его уважение, и хотя бы поэтому она не должна уступать его ласкам, подобно последней уличной шлюхе.
Ронуин с глубоким вздохом обернулась и взглянула в глаза мужа.
— Ты прав. Я жажду тебя, — кивнула она. — Но без всякого кокетства и жеманства прошу немного времени, чтобы познакомиться с тобой поближе. То, что я жила в гареме, еще не означает, что я потаскуха, Рейф. Неужели не понимаешь, какие чувства я испытываю?
— Понимаю, — согласился он, — но ожидание не уменьшит моего желания к тебе, любимая.
— И это прекрасно, муж мой, — засмеялась Ронуин. — Просто я не хочу ложиться в постель с незнакомцем. Может, со временем между нами и возникнет романтическая любовь, но мне нужно и твое уважение. Мы больше не дети, Рейф, и оба познали страсть. Нас мало что может удивить, господин мой, так что давай наберемся терпения.
— Ты поражаешь меня, Ронуин, — покачал головой Рейф.
— Иногда я поражаю саму себя, — согласилась она.
— Будь ты Евой, а я Адамом, боюсь, мы по-прежнему жили бы в раю.
— Возможно, — усмехнулась Ронуин.
В воцарившейся неловкой тишине они долго смотрели друг на друга.
— Пора обедать, жена, — выговорил он наконец. — Спустимся в зал вместе, а с завтрашнего дня ты вступишь в обязанности хозяйки. Браун поможет тебе освоиться. Он человек хороший и многому научил Кэтрин после смерти наших родителей.
Обед был простой: вареная форель и тушеная оленина с хлебом и сыром. Оба поели с аппетитом, а потом сели у огня.
Огромный серый волкодав с жестким мехом бесшумно подступил к стулу и положил голову на колени Ронуин. Та в полном восторге гладила животное, пока глаза у него не закрылись от удовольствия.
— Его зовут Флинт, — пояснил Рейф. — И до сих пор он не слишком ластился к посторонним. Всегда был себе на уме.
— Значит, ждал меня, — решила Ронуин, и Флинт, словно соглашаясь, открыл глаза и залаял.
Они дружно рассмеялись.
— Значит, ты любишь собак? — спросил Рейф.
— В Ситроле было несколько, да и в Хейвне тоже, но никто не любил меня так, как этот очаровательный малыш.