Памятник интеллигенции
Шрифт:
Профессор. Что ?
Художник. Ну вот идет беда. Наш молодой хозяин нетерпелив, и хочет поскорее решить вопрос с квартирой и с невестой, а впереди зима, и нам, бездомным, ютиться придется у вас на даче, Нина.
Нина. У меня мороз по коже, но, если придется, то можно, ведь наши предки пережили Ленинград. Писатель будет жить в нашей кладовой, там не так уж плохо и тепло, и пахнет добрым сенбернаром – это было его гнездо. С троими спать сегодня можно, когда мораль задвинута за ширму, хотя, если вас связать, то не соберешь и одного мужчину.
Художник.
Писатель. Вы смрадная гниль интеллигенции советской. Вы даже и не пыль, а именно, что гниль, которую надо было уничтожить.
Художник. Хотели, но попали сами. А мы все те же, и сотканы из слабых нитей, но – добра, и потому кормят все-таки они тебя, заметь, из жалости, и не буди греха. Твое нутро, хозяин наш, ну понимаешь ты, что он бизнесмен, а в принципе, бандит, почувствовал тот сразу, и знаешь, почему? А потому, что в нем живет только инстинкт, и он почуял тут заразу.
(Звонок в дверь.)
Художник. Кажется, она. Улыбки, спины буквой Г, иду открывать занавес (открывает дверь).
(Заходит девочка в очень короткой юбке, с длинными ногами.)
Невеста 1. Здравствуйте…
Все хором. Здравствуйте.
Художник. Как вы прекрасны. Я не ожидал, что так молоды и так прекрасны, как будто из картин модного Журнала.
Невеста 1. Закуривая сигарету и осматривая комнату. Ну да. Я на них похожа. Но это дорого пока. А конь зачем здесь?
Художник. Это символ свободы. Души.
Невеста 1. Да?! Эй, милая (обращаясь к Нине), куда мне выбросить окурок, и где тут туалет. Не работает. О нет.
Художник. Какие ноги…
Профессор (тихо). Будьте вы спокойней, не забывайте, что капкан – он между ног.
Художник. Да, но все-таки влечет… Ведь я художник. Вы не хотели бы посмотреть эскизы, я сейчас уберу этот бардак (сваливает все со стола и начинает раскладывать бумагу).
Невеста 1. Эти картинки будут на стене?
Художник. Да, это в стиле итальянского ренессанса, очень богато.
Невеста 1. Да?! Мне лучше бы кровать и меньше всего этого хлама, и поскорее, я так хочу лежать. А тут работы, я смотрю, что много.
Художник. Мы постараемся, конечно.
Невеста 1. Ну да. Ну, в общем, все я посмотрела. Слышь, ты, художник, подойди сюда, мне надо, понимаешь, побыстрее, загнать под юбку моего бычка, а после я заплачу вдвойне, когда я стану здесь хозяйкой. Ну, как тебе… Чтобы сделать все тут побыстрей, ну, например, до конца недели, или за месяц, наконец…
Художник. Ну мне надо все обдумать.
Невеста 1. Ты думай. Да когда придет сюда любимый мой, скажите, а в общем ничего… Он тем хорош, что у него в запасе гораздо меньше слов, чем у меня, а это надо постараться. У вас есть месяц, думаю, не больше. Ну, до свидания, художник, и не забудь, что я тебе сказала. Все это ерунда, мне только постель, а ключи от рая – они в моих ногах и чуть повыше. (Обращаясь к Нине.) – А что это вы лицо свое кривите? Вы кто?
Нина. Была биологом, а здесь уборщица и по совместительству кухарка.
Невеста 1. Вы мне подходите, я, может быть, могла бы взять стелить под вечер мне кровать, а утром ты мне несла бы кофе.
Нина. А Ваша, извините, вся работа, в чем заключается сейчас?
Невеста 1. Сдвигать и раздвигать мои ноги. Я думаю, что потом все будет также.
Нина. Какие времена… Пусть плачет навзрыд Шекспир, каким дешевым может быть наш мир.
Невеста 1 (у двери). Ты что, сейчас ругалась?!
Нина. Ну что Вы, нет, я шепотом вас благословляла.
Художник (закрывая дверь за ней). Да, штучка та еще, или из тех, у которых мозг безмысленно здоров. Раздвинула ноги, и все, вперед, на запах подойдут быки, хочешь – их бери, а хочешь – отгони.
Нина. Мне жаль ее, она не знает…
Профессор. Прелюдии любви, Вы разрешите я приглашу Вас на танец. И буду я читать стихи. Вы разрешите поднести Вам мир, о вечная мелодия блаженства. Мне хватит то, что были Вы, и я не пожалел, что вышел в свет из света (они танцуют).
Художник. Былые время, смешные времена, когда они искали, кроме тела, еще какие-то слова, чтобы им стало больше света. Смешные времена, которых жаль и мы учились ремеслу, которое должно было, по сути, создать весь этот мир, как красоту. Портвейн, божественный напиток художников, поэтов тех времен, и стоимость была под стать кумирам – дешевле не было напитка.
Профессор, ты, наверно, пил всегда коньяк из папиных чиновничьих бутылок, пока к тебе не подошла с большим ярмом твоя невеста, теперь покорная жена, с грузом измен, стихов, ошибок… Но у нее есть воспоминания, а у тебя?! Только она. Кончайте танцевать, профессор (протягивая ему палку для смешивания краски) займитесь тем, что ближе к народу делает вас сейчас, а то коньяк, и машины, за что скажите вы… Но надеюсь, вы поняли сейчас.
Писатель. Что должен он понять? Что мир перевернулся и что опять вперед идем мы вспять?
Художник. Ты лучше веником маши, чем рассуждать, твоя стихия, твои слова – все это пыль, ведь кроме слов, ты ничего не можешь делать.
Писатель. Что я могу?! Когда толпа не понимает…
Художник. Построить баррикаду и закричать о том, что ты бубнишь тут каждый день. Умыться бензином и объявить, что станешь факелом, чтобы открыть, что, кроме тьмы, есть свет, и ты станешь героем в памяти людей, но, правда, этого ты не увидишь, но какая смерть, всего лишь несколько секунд, и твое бессмертие готово. Ведь все равно когда-нибудь умрешь, в собачьей конуре, без слез родных, без поминальной грусти друзей, и без венков и сладостной слезинки, которую вместе с цветком на гроб уронит таинственная подруга твоих земных страстей.