Памятное. Испытание временем. Книга 2
Шрифт:
Он – один из величайших храмов искусства. Здесь почетное место занимают знаменитые «Ника Самофракийская» и «Венера Милосская». А чего стоит лишь перечисление таких имен, как Леонардо да Винчи, Рафаэль, Тициан, Веронезе, Рубенс, Рембрандт, чьи творения – шедевры мирового искусства! Они тоже выставлены здесь.
В Лувре нет произведений не выдающихся. При осмотре музея я не мог оторвать глаз от работ не только величайших мастеров Ренессанса, но и от произведений таких выдающихся французских художников, как Никола Пуссен, Антуан Ватто, Жак Луи Давид, Эжен Делакруа, Гюстав Курбе и многие другие.
В
Не последнюю роль играли в свое время контрибуции, а то и просто грабеж. Реквизиция – по-наполеоновски.
Картины, мраморные изваяния, драгоценные образцы дворцовой мебели и украшений чувствуют себя в Лувре уютно, французы их ценят и стараются оберегать. Не знаю, как у других, но в моей памяти сохраняются яркие впечатления от художественных богатств этого музея.
Французские короли любили свой Лувр, забавлялись, рассматривая сокровища. Только Людовик XIV перенес свою официальную резиденцию в Версаль. Многое сделал для Лувра, продолжая его строительство, Наполеон, а завершилось его создание во второй половине XIX века.
Да, почти всегда после посещения Лувра при возобновлении бесед с французскими деятелями есть что сказать и о чем вспомнить. В какой-то степени это способствует и созданию благоприятной атмосферы для бесед.
Француз спрашивает иностранца:
– Видели ли вы Нотр-Дам де Пари?
Так звучит по-французски собор Парижской Богоматери. Допустим, иностранец ответит:
– Нет, не видел.
Такой ответ вызовет искреннее удивление француза.
Веками, еще задолго до создания Эйфелевой башни, собор являлся символом французской столицы, ее сердцем. Великолепие в архитектуре времен ранней французской готики, созданное более семисот лет назад, глубоко внедрилось в сознание парижан, да и всех французов.
Многие великие мастера кисти и слова обращались и обращаются к этому собору в своем творчестве. Достаточно вспомнить хотя бы Виктора Гюго. Выдающийся писатель, сравнивший Нотр-Дам с «симфонией в камне», написал полтора столетия назад огромной художественной силы роман «Собор Парижской Богоматери». Его и сегодня нельзя читать без волнения. Трудно найти француза, который с детства не знал бы о превратностях судеб Эсмеральды и Квазимодо, созданных могучим воображением писателя.
Собственно, в современной Франции ценится скорее не религиозная оболочка, связанная с понятием «собор», а историческое и художественное содержание, которое вдохнули Франция, ее народ в Нотр-Дам де Пари.
У каждого большого города есть, как правило, что-то свое, специфическое, неповторимое, с чем ассоциируется упоминание о нем или благодаря чему он вошел в историю. Это может быть просто красивое здание, музей, архитектурный памятник или какое-либо знаменитое современное сооружение. В Париже это Эйфелева башня.
С этой башни, которую французы с легкой руки поэта Гийома Аполлинера величают «пастушкой облаков», открывается – и в том удостоверился я сам – прекрасная панорама французской столицы и ее окрестностей. Как достопримечательность она не теряет своей популярности,
Если первого попавшегося француза на улице Парижа или другого города спросить: «А зачем Парижу Эйфелева башня?», то он на вас посмотрит с удивлением и поначалу может даже не найти слов для ответа. Ему покажется несообразным вообще задавать подобный вопрос. Когда же он, преодолев замешательство, скажет что-нибудь в ответ, то это будет примерно такое замечание:
– Разве мыслим Париж без Эйфелевой башни?
Конечно, такой ответ продиктован отчасти эмоциями, но, по существу, правильный.
Не один раз и по разным поводам тема Эйфелевой башни затрагивалась в разговорах во время бесед с французскими деятелями, особенно когда требовалось несколько разрядить обстановку или отвлечься перед очередным раундом политических переговоров.
Пикассо рассуждает
Давно, еще в годы молодости, у меня появилось желание встретиться с большим художником, которого знали, можно сказать, все. Во всяком случае, все, интересовавшиеся живописью.
Имя его – Пабло Пикассо.
Испанец по происхождению, он связал свою жизнь с Францией, где предпочитал творить.
Самый популярный художник своего времени, антифашист, Пикассо решил остаться в Париже, когда его оккупировали немецко-фашистские войска. Этот поступок сам по себе явился актом мужества, пламенного патриотизма и заслуживает самой высокой оценки.
Привлек также широкое внимание его ответ на вопрос нацистского офицера. Когда гитлеровец вошел в студию художника и увидел там большую цветную репродукцию картины «Герника», он спросил:
– Это вы сделали?
Художник спокойно ответил:
– Нет, это вы сделали.
Ответ, подобно меткому выстрелу, попал в цель. В мире изобразительного искусства считают, что в показе разбитого фашистскими бомбами испанского города Герника Пикассо нашел формулу ужаса и презрения к фашизму.
По долгу службы мне приходилось приезжать во Францию не раз, но, как это обычно бывает, в дни официальных поездок советских делегаций их пребывание охватывает все, за исключением встреч с теми интересными людьми, которые не занимают каких-то государственных постов и потому не привлекают внимания составителей программы визита. Да если тот или иной человек еще к тому же принимает участие в общественном движении антимилитаристского характера, то он как бы вовсе не существует для авторов такой программы. А вносить поправки нам не всегда удобно, так как это требует изъятия из нее каких-то официальных мероприятий или сокращения на них времени.
Но бывает, когда в силу стечения обстоятельств происходят встречи и незапланированные, даже случайные или «полуслучайные», если выражаться точнее; так оказывается в те моменты, когда одна из сторон не ожидает встречи, а вторая ищет ее и готовится к ней намеренно. Так, «полуслучайно», я буквально столкнулся с Пикассо.
Протокольная служба Франции организовала дело таким образом, что моя встреча с гигантом живописи явилась вроде бы случайной. Хотя, разумеется, для всех стало ясно, что такая неожиданность не может быть случайной.