Памятное. Книга первая
Шрифт:
Мои первые встречи и рабочие контакты с Мануильским состоялись во время Сан-Францисской конференции.
Мануильский входил в руководящее ядро трех наших делегаций. Эта небольшая группа анализировала положение дел на конференции, намечала тактические и иные планы по осуществлению директив центра. По свойствам своего ума и характера он не старался сосредоточивать внимание на каких-то частных проблемах и их разработке. Мануильский не любил обилия цифр, мелких фактов и без необходимости ими не пользовался. Его душе больше отвечали принципиальные суждения, анализ проблем, так сказать, вширь.
Хотел бы отметить, что Мануильский выделялся как интересный, обладающий чувством юмора собеседник. Ему хорошо удавались словесные зарисовки людей, с которыми он встречался. При разговоре, казалось бы, на тему высокой политики Мануильский вдруг вспоминал какой-то факт, относящийся к его пребыванию в той или иной стране. Он мастерски рассказывал нам о былом, когда на память ему приходило что-то занятное, и делал это с юмором.
Однажды Мануильский поведал о своем посещении довольно известного музея Тревен в Париже. Это музей восковых фигур. Там выставлены искусно выполненные подобия многих выдающихся деятелей, прославившихся тем или иным способом и оставивших о себе память среди людей не только во Франции, но и в других странах. При их изготовлении скульпторы стремились сохранить натуральные пропорции и добиться максимальной схожести статуй с оригиналами. Стоит сказать, что по примеру этого музея позже создали в Лондоне его двойник — музей мадам Тиссо, пользующийся не меньшей славой.
В музее Тревен — а в это время в нем находилось немного людей — Мануильский решил подшутить над двумя посетительницами. Он обогнал их, незаметно встал в ряд восковых фигур и, когда дамы приблизились, замер. Особую заботу вызывали усы: главное, не шевельнуть ими, да и глазами не моргнуть.
И вот дамы вплотную подошли к Мануильскому и с любопытством уставились на него. Одна из них сказала другой:
— Смотри, ведь как живой.
Тут Мануильский сознательно задергал усами и произнес:
— Мадам, я хочу ожить.
Обе дамы испуганно вскрикнули и, лишь отскочив на добрый десяток метров, опомнились, догадавшись, что произошло. Мануильский уверял меня:
— Да, да, Андрей Андреевич, все случилось именно так.
Незабываемый день
То, что сделали державы-победительницы в Сан-Франциско, их в конечном счете согласованная работа обеспечили успех этой конференции. Конструктивная позиция СССР во многом способствовала этому. В выступлении советской делегации на одном из ее заседаний подчеркивалось:
— Делегация Советского Союза в ходе всей работы конференции стремилась к тому, чтобы создать такой устав международной организации, который обеспечивал бы эффективное осуществление стоящих перед ней задач… Народы представленных на этой конференции стран преследуют общую цель — недопущение повторения новой войны.
Конференция в Сан-Франциско завершилась подписанием Устава ООН — универсального международного договора, в котором Объединенные Нации провозгласили в качестве своей основной цели: «Избавить грядущие поколения от бедствий войны». Советское руководство поручило мне поставить за СССР подпись под этим
Возложенную на меня миссию я выполнил 26 июня 1945 года и сделал это с сознанием ее высокой ответственности. День подписания Устава ООН — один из самых незабываемых в моей жизни.
Особых торжеств не было, хотя Трумэн счел возможным лично выступить в день закрытия конференции с обращением к ее участникам. В этом обращении говорилось:
— Устав Организации Объединенных Наций, который вы только что подписали, являет собой солидную структуру, используя которую мы сможем построить лучший мир. История возблагодарит нас за это. Между победой в Европе и окончательной победой в Японии в этой одной из самых разрушительных войн мы одержали победу над самой войной.
Так в 1945 году президент США высказался в пользу строительства лучшего мира. Но не успели высохнуть чернила подписей государств под Уставом ООН, как он, засучив рукава, стал работать над сколачиванием замкнутого военно-политического блока НАТО. Само создание этого блока представляло собой большой силы удар по Организации Объединенных Наций и по надежде народов обеспечить мир для нынешнего и грядущих поколений.
Когда погасли огни в залах, где проходили заседания конференции, все ее участники, конечно, задавали и друг другу, и каждый сам себе такие вопросы:
— Что же дальше? Когда же реально будет создано то здание мира, вокруг которого велась интенсивная работа в Думбартон-Оксе, Ялте, Сан-Франциско?
Задавали эти вопросы и мы, советские представители. Однако ответы получались разные.
Вот ответ представителя одной из стран — наших союзниц на первый вопрос:
— Нужно решить еще тяжелую задачу — поставить на колени Японию. Советский Союз должен помочь это сделать, иначе Соединенным Штатам будет туго.
На второй вопрос можно было услышать такой ответ представителя европейской союзной державы:
— То, насколько прочным будет здание мира, во многом зависит от ближайших союзнических конференций и от характера мирных договоров, которые предстоит заключить с бывшими вражескими государствами.
Оба ответа имели резон. Не только люди, занимающиеся проблемами внешней политики, но мужчины и женщины в солдатских шинелях, которые еще не были сброшены с плеч, ясно сознавали, что державы-победительницы должны сказать свое решающее слово относительно того, в какой мере согласованно будут они действовать после завершения второй мировой войны, после того как меч возмездия будет вложен в ножны.
Оглядываясь теперь на события более чем сорокалетней давности, нельзя не задуматься над тем, почему тогда, несмотря на то что самая великая трагедия в истории человечества подошла к концу, люди все же не испытывали полной уверенности, что она станет последней. Какой-то глухой внутренний голос говорил:
— Подождите, в мире есть два мира, каждый из них смотрит по-разному на будущее. Многое на этот счет скажут последующие форумы союзников, а еще больше — реальный их курс.
Сейчас ни один трезвый политик не станет оспаривать того, что если бы союзники вместе с другими государствами сразу же после великой Победы не создали ООН, то, скорее всего, ее вообще бы не создали.