Памятное. Книга первая
Шрифт:
Запомнилась и такая типичная итальянская картинка: белье, вывешенное у всех на виду на балконах и в узких улочках, через всю ширину которых протянуты веревки. Невольно напрашивался вопрос: «А как итальянцы отличают свое белье от чужого?» Но выходит, отличают. У нас бы, я думал, запутались, нужен опыт.
В Генуе за недостатком времени многое из того, что обычно осматривают туристы, увидеть не удалось.
Запомнилось, однако, посещение известного своими памятниками кладбища. Мы были там с К. А. Уманским, который возвращался в США. Гид водил нас от одного памятника к другому, энергично, с жаром рассказывая разные истории, которыми
Своеобразным центром кладбища-музея была скульптура старой итальянки. Каждый, кто впервые приходил на кладбище, считал необходимым подойти к этой «старушке». От гида мы узнали, что с молодого возраста простая набожная генуэзка копила из своих скудных доходов средства на памятник, который должны были соорудить на ее могиле. А сама продавала маленькие булочки — «бриоши». Когда же старушка умерла, то денег, которые она завещала на создание надгробия, оказалось ровно столько, сколько нужно для этой цели. В результате и появился монумент — скромный по размерам, но впечатляющий. Религиозная сторона этой истории давно уже отступила на задний план. Зато скульптура на протяжении длительного времени притягивала к себе внимание туристов всех возрастов.
Погрузились в Генуе на итальянский лайнер «Рекс». [4] Пароход отправился в путь. С борта лайнера мы увидели остров Капри, где немало времени провел Максим Горький. Вскоре прибыли в Неаполь.
Раньше мне казалось, что в этом городе все поют. Но ни одной песни нам так и не довелось услышать. Как нарочно, неаполитанцы не пели.
Находясь в окрестностях Неаполя, мы поехали к Везувию. Нас было трое — К. А. Уманский, мой семилетний сын Анатолий и я. Как только гид произнес название этой горы, я сразу же вспомнил «Везувий» моего детства — спичечную фабрику в Гомеле, которая поражала тогда воображение. Почему ее владельцы назвали «Везувием», до сих пор для меня остается загадкой. Быть может, потому, что хотели показать: их товар вспыхивает, как итальянский вулкан.
4
Позже во время войны «Рекс» был отправлен англичанами на морское дно в районе итальянского порта Бари. — Прим. авт.
И вот теперь я находился у подножия настоящего Везувия. Мы посетили раскопки погребенных под пеплом после извержения вулкана древних Помпей.
Так вот они какие — Помпеи! С огромным интересом слушали увлекательный рассказ гида о том, как жили и как погибли обитатели античного города трагической судьбы.
Гид столь подробно и сочно описывал быт и нравы его древних жителей, что те, наверно, вряд ли столько знали о себе сами. Ходили мы по улицам и переулкам Помпей с каким-то волнующим чувством. Поскольку они были лишь частично расчищены от всякого рода обломков, камней, щебня, то археологи местами проложили среди развалин специальные проходы, воссоздав довольно четко схему погибшего города. Работы по его раскопке и расчистке ведутся непрерывно фактически вот уже более двух веков. И никто не знает, как долго еще будут продолжаться. Историки внимательно изучают Помпеи, чтобы больше узнать о том, какими были древние римляне, каков был их быт.
Но даже несмотря на то, что кое-где на местах раскопок беспорядочно громоздятся развалины, общая их картина воспринимается как-то по-особому. Проходишь мимо руин виллы какого-нибудь патриция или домика, где обитали плебеи, и не можешь освободиться от мысли: «А ведь здесь жили не кто-либо, а римляне, с которыми связана яркая полоса не только европейской, но и всемирной истории». Трудно представить, хотя это так, что почти все население города погибло волею беспощадных и слепых сил природы.
Подходя к одному месту, гид несколько приглушенно, напуская на себя уже закрепленную опытом таинственность, сказал:
— А вот сейчас вы увидите нечто трогательное.
Он медленно подвел нас к каким-то развалинам, явно в расчете на то, что его услуга в данном случае будет оценена по-особому.
Мы приблизились к двум окаменелым скелетам людей. В это время гид произнес только одну фразу:
— Об остальном вы догадывайтесь сами.
Некоторое время помолчал, любуясь произведенным эффектом, а затем добавил:
— Через века они, погребенные под пеплом и лавой, как бы подают своеобразный пример всем последующим поколениям: любовь сильнее смерти.
Сказано было небанально и в общем ясно.
На окраине города сохранились остатки форума. Мы его посетили. Пепел и лава, поглотившие амфитеатр во время катастрофы, все же кое в чем его и сберегли: и сегодня вполне можно представить себе общий вид этого памятника античности. Когда смотришь на него в наше время, то думаешь, что, наверно, немало рабов-гладиаторов встретили свой смертный час на этой древней арене. Словом, перед каждым, кто побывал на раскопках Помпей, как бы открывается одна из трагических страниц многотомной истории человечества.
Мы обратили внимание на то, что не только на улицах Генуи и Неаполя, но и на дорогах страны попадалось множество военных. Куда ни посмотри, везде встретишь человека в армейской форме.
Создавалось впечатление, что они непрерывно подносили руку к голове и отдавали друг другу честь, стремились даже в обычной обстановке на улице отбивать шаг, хотя всем известно, что итальянцу, как правило, больше свойственны раскованность и вольность в движениях. Я заметил Уманскому:
— Вам не кажется, что итальянские военные своим поведением уж очень хотят быть похожими на немцев?
— Да, пожалуй, это так, — ответил он.
Нам казалось, что если бы любой из тех военных групп, которых мы видели, дать команду немедленно затянуть лирическую песню или знаменитую «Ave Maria», то солдаты и офицеры запели бы ее с удовольствием как обыкновенные гражданские лица, забыв о всякой армейской дисциплине и армейской форме, в которую их облачил режим Муссолини.
Однако те дни были уже фактически временем войны, а до нападения фашистской Германии на Советский Союз оставалось меньше двух лет.
…И снова — в путь, по волнам, покидая Неаполь. Запомнился один примечательный эпизод на борту лайнера. Он имел место в то время, когда мы пересекали Атлантический океан.
Капитан корабля пригласил К. А. Уманского и меня к себе в каюту. Приглашение это было сделано, видимо, из соображений этикета, состоялось оно 7 ноября — в день 22-й годовщины Великого Октября. Угощая нас отменным итальянским вином, капитан негромко провозгласил тост:
— За Октябрьскую революцию в России, за Ленина!