Памятное. Новые горизонты. Книга 1

Громыко Андрей Андреевич

Разговор о том, что Кеннеди незадолго до его гибели допускал вероятность сокращения американских войск в Европе, свидетельствовал о том, что в Вашингтоне, возможно, и восторжествовал бы в этом вопросе здравый смысл.

Мысль, которую подбросил Раск, конечно, касалась важной проблемы. Она зримо или незримо почти всегда присутствовала на советско-американских встречах после войны. На них затрагивались вопросы о политике группировки НАТО, о положении в Западной Германии, ставшей на путь ремилитаризации.

Советский Союз всегда исходил из того, что американские войска и американские базы на территории западноевропейских государств представляют собой фактор, противоречащий интересам мира. Поэтому мысль Кеннеди, естественно, привлекла внимание советского руководства.

Однако через считаные дни пуля убийцы распорядилась по-своему. Кеннеди не стало.

Как тут не вспомнить, что эта мысль Кеннеди перекликалась довольно своеобразно с тем, что во время Ялтинской конференции сказал президент Рузвельт:

– Соединенные Штаты примут все разумные меры, чтобы сохранить мир, но не ценой содержания большой армии в Европе на расстоянии трех тысяч миль от США. Поэтому американская оккупация ограничится сравнительно коротким сроком.

Однако все послевоенные администрации США – и до Кеннеди, и после него – не желали тратить время на обсуждение вопроса о базах и войсках США в Европе, как, впрочем, и в других районах мира.

Об идее Джона Кеннеди о возможности сокращения американских войск в Европе я доложил Н.С. Хрущеву. Тот сразу понял значение этого вопроса и сказал:

– Если бы у президента хватило силенок осуществить эту идею, то он сделал бы великое дело и для Европы, и для мира, и для США. Ну что же, посмотрим.

Комментарий его был правильным.

Первый бой

У дипломатов тоже бывают жаркие бои: Советский Союз уже много лет ведет битву за запрещение ядерного оружия, за то, чтобы поставить его вне закона.

Человечество нельзя заставить забыть, кто первым применил это оружие для уничтожения людей. Никакой риторикой не смыть пятно позора, которое легло на тех, кто совершил это преступление.

Наша страна занимает последовательную и принципиальную позицию как в целом в вопросах разоружения, так и в вопросах, касающихся ядерного оружия. Народы хорошо помнят: едва был потушен пожар войны, как Советский Союз первым поднял свой голос против этого оружия, требуя его запрещения.

Уже тогда Советское государство заявило, что использование атомной энергии в военных целях несовместимо с совестью человечества. Оно выступило с предложением заключить международную конвенцию о запрещении навечно военного использования атомной энергии, переключив ее только на мирные цели. Это была крупная акция нашей страны. Мне поручили выдвинуть указанное предложение с трибуны ООН.

От имени Советского Союза тогда было заявлено:

– Обстоятельства сложились так, что одно из величайших открытий человечества вначале нашло свое материальное претворение в определенном виде оружия – в атомной бомбе. Однако, хотя до настоящего времени такое использование атомной энергии является единственным практически известным путем ее применения, человечество стоит на пороге широкого применения атомной энергии в мирных целях на благо народов… Существуют два возможных пути для использования этого открытия: один – использование в целях производства средств массового истребления, второй – использование его во благо человечества. Парадоксальность положения состоит в том, что первый путь более изучен и освоен. Второй – практически неизвестен. Однако это обстоятельство не только не умаляет значения задач, стоящих перед атомной комиссией ООН, но, напротив, подчеркивает еще больше значимость этих задач.

Особое впечатление на аудиторию произвели тогда следующие слова, сказанные от имени Советского государства:

– Открытие методов использования атомной энергии не может оставаться в течение более или менее продолжительного времени достоянием только одной страны. Оно неизбежно станет достоянием ряда стран. В развитие этих общих положений я по поручению правительства вношу на рассмотрение комиссии конкретные предложения:

а) не применять ни при каких обстоятельствах ядерного оружия;

б) запретить производство и хранение оружия, основанного на использовании атомной энергии;

в) уничтожить в трехмесячный срок весь запас готовой и незаконченной продукции атомного оружия.

Советское предложение рассматривалось на созданной в 1946 году в рамках ООН Комиссии по атомной энергии, в которую входили представители государств – членов Совета Безопасности. Естественно, что ядро в комиссии составляли представители пяти держав – постоянных членов Совета.

Все участники, как наэлектризованные, ожидали: а что же будет дальше? А дальше было то, что советское предложение официальные круги США, которые тогда обладали монополией на ядерное оружие, встретили враждебно. Мы доказывали, что монополия – явление временное, а соглашение о запрещении ядерного оружия навсегда исключило бы это оружие из арсеналов государств.

Много тогда исписали бумаги, произнесли речей государственные деятели, дипломаты. Но при обсуждении вопроса усилия одних стран направлялись на сохранение ядерного оружия, утверждение монополии США, а других – на то, чтобы запретить это оружие на вечные времена. И потому прийти к договоренности не удалось. Все это и сегодня целиком лежит на совести тех, кто отвергал и ныне отвергает решение проблемы.

Барух и его «план»

В ходе работы Комиссии ООН по атомной энергии нам, естественно, приходилось постоянно общаться с представителем США в комиссии Бернардом Барухом. Его назначили в эту комиссию потому, что считали авторитетным и широко известным капитаном большого бизнеса, к тому же хорошо знавшим официальный механизм Вашингтона. Тогда этому мультимиллионеру, прочно связанному с американскими монополиями, уже исполнилось семьдесят пять лет.

Еще в годы Первой мировой войны Баруха прозвали в США «экономическим диктатором». Конечно, называя его «диктатором», те, кто придумал это прозвище, явно преувеличивали. Но большим влиянием он пользовался. В период Второй мировой войны он находился на положении советника президента по вопросам военной экономики. Достаточно было с ним поговорить один раз, чтобы убедиться в том, что это – человек, разбирающийся не только в поверхностных явлениях экономической жизни страны, но и в ее глубинных процессах. Он четко представлял себе прежде всего интересы именно монополистического капитала США и считал их для себя святая святых.