Пани Эльжбета
Шрифт:
– Французскую литературу
– О, Бальзак, Мопассан, Аполлинер... Пан говорит по-французски?
– Нет, я читал в переводах.
– Я люблю французские романы, хотя давно уже не читаю. Я учила французский в гимназии...А откуда пан знает польский?
– Самоучка.
– Пан очень хорошо говорит по-польски. Наверно, пан очень способный.
Я наклонил голову, не зная, как реагировать на неожиданный комплимент.
В приличных манерах женщины, говоривших о полученном воспитании, крылось какое-то противоречие с ее жалким платьем, которому даже помятый белый воротничок не мог придать и тени элегантности (спереди я к тому же разглядел какие-то темные пятна, едва заметные
– О, пусть пан не смущается, я не хочу флиртовать с паном, я вполне серьезно. У пана умные глаза.
Желая придать разговору другой оборот, я спросил:
– Мы не могли где-то встречаться с пани? Мне как будто знакомо ваше лицо.
Я лгал, лицо пани Эльжбеты было мне совершенно незнакомо, но ничего умнее я не придумал.
Ночная гостья молча покачала головой. Несколько секунд мы молчали, потом она сказала, обведя взглядом кухню:
– Знаете, пан, я была очень счастлива в этой квартире. Я провела здесь всю юность, гимназические годы, здесь я любила и была любима. Жаль, что ее так безобразно переделали. Это была такая прекрасная квартира, а что от нее осталось! Ну, что это за кухня?
Помню, при этих словах я как бы обрадовался, как всегда радуется человек, найдя отгадку или устранив причину тревожного недоумения. Неожиданная посетительница - бывшая владелица этой квартиры! Вот отчего она пришла и пьет чай. Видно, у нее остались ключи. Странно только, что Роман не поменял замки. А может, он дал и ей ключи и попросил заходить?
– Вам Роман дал ключи?
– Какой Роман?
– спросила пани Эльжбета недоуменно и несколько раздраженно, словно мой вопрос выбил ее из лирического настроения.
– Мой троюродный брат, который здесь живет, - пояснил я.
– Я его не знаю.
– Значит, у вас остались старые ключи?
– Милый пан Сергей, - покачала головой пани Эльжбета, - мне уже не нужны ключи. Но не будем о прошлом, давайте поговорим о чем-нибудь новом! Пан тут гостит, а где пан живет постоянно?
– Возле нового ЦУМА на Научной.
– Где?
– на лице пани Эльжбеты проступило искреннее недоумение.
Тщетно несколько минут я пытался объяснить, где я живу: пани Эльжбета, похоже, совершенно не разбиралась в топографии спальных районов Львова. Может, этот вопрос и разъяснился б в конце концов, но ночная гостья вдруг начала проявлять признаки беспокойства, типичные для человека, у которого нет времени: она смотрела на висящие на стене часы, ерзала на стуле, наконец, неслышно забарабанила пальцами по столу.
– Прошу прощения у пана, - сказала пани Эльжбета, снова виновато улыбнувшись, - но мое время истекает. Я должна исчезнуть.
– Очень приятно было познакомиться, - повторился я, но уже с большей уверенностью в голосе.
– Заходите еще.
– Пан меня приглашает?
– вскинула голову пани Эльжбета.
– Это очень, очень любезно со стороны пана, тем более, что сегодня я была не лучшей собеседницей. Но я обещаю исправиться. Завтра я не смогу посетить пана, может быть, в ночь на субботу?
– Пожалуйста, - с готовностью ответил я.
– А днем вы не хотите зайти?
– Нестэты! (Увы!) - это было последнее слово, которое я услышал от пани Эльжбеты в ту ночь. С ним она встала, поставила на место чашку и выскользнула за двери - мгновенно и беззвучно.
Тут же погасла голубоватая лампа, и из освещения в кухне осталась только мутная полоска света, падавшая из окна, выходящего на лестницу, освещенную, в свою очередь, убогой 50-ваттовой лампочкой. Я также встал и вышел в темный коридор, но когда я включил свет, в коридоре уже никого не было. Я так и не понял, как ей удалось так
На рассвете я и проснулся, причем с очень странным чувством. Знаете, как бывает: проснешься утром по звонку будильника, подумаешь: "Надо вставать, умываться" - и вновь задремлешь, и снится тебе, что ты встал и умываешься. Повторное пробуждение при этом вызывает легкое удивление: как, я еще в постели? Происходит это из-за удивительной реалистичности этих коротких утренних видений: все как наяву, включая отсутствие горячей воды. И еще: порой спишь очень крепко, и, пробуждаясь - даже если снились сны испытываешь смутное чувство возвращения или мгновенное неузнавание комнаты; а порой снится тебе, что ты что делаешь дома, пробуждаешься - и как будто не спал, таким легким и поверхностным был сон.
Думаю, в чем дело, уже понятно.
Мне показалось, что это был не сон.
Собственно, ощущение это было не таким уж бредовым. Ничего принципиально невозможного - на первый взгляд - в том, что бывшая владелица квартиры, раздобыв или сохранив ключи, решила заявиться в нее и напиться на халяву чаю - не было. Мало ли есть на свете чудаков или идиотов. И эта пани, такая бледная и несчастная, вполне могла быть пациенткой неврологического стационара на Матюшенко или психбольницы на Кульпарковской. Странно, конечно, как ей удается сбегать по ночам и беззвучно открывать двери, ну да мало ли необъяснимых вещей происходит в этом мире. Вон, мой одноклассник Пташко в свое время женился на бабе с двумя детьми, отбив ее от мужа, причем баба была толстая, вульгарная и на четыре года его старше, а за Пташко в то же время сохла Лиля Мещерякова из параллельного класса, стройная, юная и без детей. Так что все может быть в этом мире, и, возможно, ночные звуки на кухне не были иллюзией или обманом слуха.
Я вскочил с дивана и побежал, шлепая босыми пятками по старинному паркету, в коридор, к двери - то ли увериться в возможности невозможного, то ли наоборот.
Разумеется, железные входные двери были заперты на оба замка и на цепочку. Скорей по инерции, чем руководствуясь логикой, я заглянул на кухню: окошечко на лестницу было, как прежде, надежно зарешечено.
"Значит, это был все-таки сон", - подумал я и успокоился.
Днем я даже исхитрился и нашел рациональное объяснение этому сну. Цепочка рассуждений выглядела так. От жары и одиночества я сделался нервным, как старая дева, а от безделья зациклился на своих ничтожных ощущениях. Это отправной пункт. Ночью что-то звякнуло, мало ли что могло звякнуть. Будь я усталым или занятым своими мыслями, я б и не услышал, а тут услышал и начал себя накручивать, изучая крупицы сахара на столе и порядок расстановки чашек. И вот подсознание, утомившись от бесплодной работы Эго, выдало сон, объясняющий все странные звуки. Только и всего.
"Да, Рыжов, - сказал я сам себе, смеясь, - еще немного, и тебя самого отправят на Кульпарковскую. Брось всю эту фигню немедленно!"
Я бросил, и целых два дня прожил спокойно, и спал без снов - пока в ночь с пятницы на субботу, около полуночи, идя, пардон, в туалет, я не заметил полоску голубого света, снова выбивавшуюся из-под двери в кухню.
Даже во сне сердце мое забилось: я понял, что пани Эльжбета сдержала слово и снова пришла.
Я открыл дверь в кухню. Как и в прошлый раз, пани Эльжбета сидела на том же месте, но чашки возле нее уже не было.