Панкрат

Воронин Андрей Николаевич

Это дело скверно пахло. Но ему еще только предстояло узнать, насколько скверно.

Три секунды — и он был у входа в зал. Длинноволосый уже отошел от столика и направлялся к выходу, вытирая лицо большим белоснежным платком, а его мордовороты шли в авангарде. Поэтому первым, с кем Панкрат оказался нос к носу, был один из шкафоподобных телохранителей.

Тот не стал болтать попусту и, проигнорировав бэдж на лацкане его пиджака, небрежно ткнул кулаком ему прямо в живот. Быстрым, почти незаметным для постороннего движением.

Но не попал.

На малоподвижном лице верзилы отразилось некоторое удивление, которое тут же сменилось гримасой боли — уйдя от удара, Панкрат тут же взял его руку “на прием”.

Длинноволосый, остановившись, со скучающим видом наблюдал за развитием событий.

Телохранитель попытался освободиться, но эта попытка только усугубила его и без того незавидное положение. Он едва не застонал, когда Панкрат, сжав, словно клещами, его запястье, повел руку вниз, а затем резко дернул ее вверх и вправо. Верзила поневоле развернулся, очутившись к нему спиной, и Панкрат свободной рукой снял со своего пояса наручники.

Двое его подчиненных уже находились в зале, но пока не вмешивались, внимательно следя за происходящим. Они были начеку, и поэтому среагировали вовремя.

Когда второй телохранитель длинноволосого сунул руку под пиджак и, вытащив пистолет, направил его на Седого, один из охранников, стоявший за его спиной, полностью вне поля зрения, выхватил свою “гюрзу” и выстрелил навскидку. Глазомер у парня был хороший — пластиковая пуля угодила телохранителю в кисть, и тот, выронив оружие, заорал от боли.

В это время второй охранник, не давая ему опомниться, сорвался с места, легко перемахнул через оказавшийся на пути столик и Приземлился точно на согнувшегося от боли верзилу, отчего тот потерял равновесие и растянулся на полу — да так неловко, что лицом угодил прямо в ботинок охранника. Или же ботинок врезался ему в переносицу , так или иначе, результат вышел плачевный.., для переносицы, разумеется.

Воцарилась напряженная тишина, нарушаемая лишь кряхтением верзилы, которому охранник уже заломил руки за спину и надел “браслеты”.

Седой, вопросительно приподняв бровь, посмотрел на длинноволосого. Тот досадливо передернул плечами.

— Ладно, потренировались — и хватит. Отпустите моих людей.

Панкрат оглянулся на столик, на котором без движения лежала “выключенная” ударом длинноволосого девушка. Мажоры хранили молчание, но по их лицам было ясно видно, что они с трудом удерживаются от того, чтобы не броситься наутек.

Суворин не удостоил длинноволосого ответом.

— Максим, ты милицию вызвал? — поинтересовался он у охранника, стрелявшего из “гюрзы”. Тот молча кивнул.

— Посмотри, что с девушкой, — приказал ему Панкрат. — Если ей совсем худо, вызывай “скорую”.

Едва охранник сделал движение в сторону распластанной на столике девушки, как длинноволосый резко выкрикнул:

— Стоять! Это моя… — он запнулся. — Моя жена. Не трогай ее!

Максим на мгновение замер, метнув на своего начальника вопросительный взгляд.

Панкрат ободряюще кивнул ему: действуй, как приказано. Сам же медленно двинулся к длинноволосому, оставив своего пленного на попечение второго охранника.

До столика, однако, Максим так и не дошел. Он даже не успел осознать, каким образом оказался на полу — все произошло со скоростью, доступной не каждому профессионалу.

Длинноволосый переместился в его сторону быстрым скользящим шагом. Суворин не успел ему помешать — во-первых, недооценил противника и не ожидал от него такой прыти, а во-вторых, как ни крути, он был еще слишком далеко от длинноволосого, когда тот коротко ткнул Максима в солнечное сплетение.

И вот парень уже лежит, скорчившись, на блестящем полу из желтого итальянского гранита.

Панкрат успел еще краем сознания отметить, что мажоры, озадаченные таким поворотом дела, спешат вместе с подругами побыстрее убраться подальше от столика, предчувствуя осложнение ситуации. Его тело среагировало, опередив мысль, и в этом не было ничего удивительного — свои рефлексы Панкрат оттачивал до автоматизма не в спортзале, а на самой настоящей войне, когда или ты, или тебя — третьего не дано.

Он одним прыжком преодолел расстояние, остававшееся до противника, замершего в боевой стойке, и “наметил” удар ногой по верхнему уровню. Длинноволосый купился — рукой, в которой держал платок, выставил отводящий блок. Панкрат же вместо удара в самый последний момент сгруппировался и попросту врезался в него, словно живой снаряд. Не выдержав столкновения, парень шлепнулся на пол, и Суворин тут же подмял его под себя. Он не слишком деликатничал, и в итоге шея длинноволосого оказалась зажата в коленном сгибе его правой ноги, а патлы — намотаны на кулак. Сполна насладившись криком противника, перешедшим вскоре в невнятный хрип, Седой решил немного ослабить хватку.

— Вызови еще двоих и оттащи Максима, — приказал он второму охраннику. — Да где же эти чертовы менты?

К счастью, Максим нашел в себе силы подняться самостоятельно. Вид у парня был не слишком веселый: разом сошел с лица румянец, левая рука почему-то дрожала. Он, пошатываясь, отошел к стене зала и опустился на стул, подставленный вторым охранником.

Сжав зубы, Панкрат подавил в себе желание тут же накостылять длинноволосому и снял с пояса наручники. Когда обе руки парня оказались в браслетах, тот вдруг рассмеялся:

— Слушай, может, ты придурок? — вопрос явно был адресован Панкрату. — Ты хоть знаешь, на кого руку поднял, охрана? Да я…

Вместо ответа Суворин молча ткнул наглеца в ребра, и тот подавился очередным словом, не закончив фразу.

С улицы донесся вой сирены и визг тормозов. Мгновением позже в зал вошли двое милиционеров, а следом за ними — Аскольд Матвеевич Полторацкий, директор ресторана “Неаполь”, непосредственный начальник Панкрата. Он имел обыкновение приходить на работу часам к двенадцати, когда количество клиентов обычно возрастало.