Паноптикум-3. Аферизмы
Шрифт:
Все естественное дурно пахнет, вот все, о чем свидетельствует одеколон.
Больше себя женщины любят дефицитное….
Правда дословно – коллаборационист.
ПРИТЧА 1-21. Пенсию женщине следует назначить в розовые дни детства, возможно в разумном возрасте дама не будет рассматривать любовь как банковский вклад супруга на ее имя.
Мужчина – простак, доверившей любви свою долю счастья, а любовь тут женщине перепродала.
Поэзия действительно ветрена, поэту приходится строить громоздкие
Время – песок из рухляди Вечности.
Счастье к бедняку приходит в таких лохмотьях, что приходится давать копеечку нищенке на пропитание связанных с ее визитом надежд.
Товарные отношения наиболее совершенны в любви: ты – мне, я – тебе, со скидкой на твою щедрость подарками к праздникам
Щедрость нараспашку… Подозрительно, не слямзила ли она нечто равноценное.
Мысль – безродный парадокс ума, но обращается с нами как с родителями, ты его одень, накорми и в люди выведи.
Космогония – сама по себе, Вселенная – сама по себе, воображение астронома – само по себе, и каждый дует в свою трубу, пока Боженька не соберет в кучу этот самодеятельный оркестрик и скажет – не мешайте наслаждаться симфонией звезд, господа-теоретики.
Самые чудовищные открытия науки, как игра свободного ума сама по себе безвредна, пока не попадет в руки политики.
Я мыслю, следовательно, сознаюсь.
Теория не станция в конце маршрута, это томление в зале ожидания, когда рельсы проложат до следующей станции.
Народ творит предрассудки по неведению, политика придает им строгую научную форму национальной идеи.
Неблагодарность – встреча знаменитости с забвением.
ПРИТЧА 266-3. Просвещенные крепостники национальной литературы своих обширных поместий стыдились и сочувствовали бедности своих крепостных, нынешние щелкоперы нищи и не стыдятся кормиться бульварной жвачкой за счет бедности духа потомков крепостных.
Рассудок не нуждается в словах для самоутверждения, это мысль вынуждает его доказывать словами свою адекватность мысли.
ПРИТЧА 253-3. Не сотворив человека, Бог не придумал бы, чем его кормить, и прежде чем создать человека, приручил съедобных братьев меньших, животных на любой национальный вкус.
ПРИТЧА 251-3. Воровство классика экономики, это кесарево сечение опухоли дуроломства чиновников, не заинтересованных честно организовать экономический механизм государства, поскольку их доходы черпаются из государственных сумм на хронические ремонты механизма экономики, с трудом пережевывающего палки чиновников, сунутые в шестеренки экономики государства.
Язык образованнее ума.
Радость открытия вполне может стать новым знамением беды.
Подражатели делают Первоисточники неиссякаемыми.
Цивилизованный медвежатник надевает перчатки, прежде чем подать сейфу руку вечной дружбы.
Вор всегда впереди прогресса, только тупые грабли остаются граблями, тупыми как правосудие, неспособное поспевать за вором…
Даже богохульники исподтишка оглядываются, не захлопнулась ли калитка в Райские кущи.
Какое дело Раю, кого ему рекомендуют попы, на амброзии негодяй долго не протянет, в ад попросится на скоромные харчи.
Молчание самое содержательное в привлекательности душечки.
Слово оскорбляет мысль еще до того, как смысл ее дойдет до языка.
Мышление – утечка содержания из котелка разума.
Душа нуждается в словах, как в доказательстве своей реальности, в молчании она утрачивает опору и растворяется в прихотях иллюзий на свой счет.
Душечка – экзотическая гусеница, уверенная, что рождается бабочкой с розовыми крылышками.
Любуешься сюсюканьем женщины с детьми, и не можешь отделаться от мысли, что она чувствует себя поданной мне после обеда на сладкое.
Узорчатые крылья бабочки – откровение красоты, откровение души – полет бабочки.
ПРИТЧА 265-3. Мемуары писать рекомендуется в юности, когда известность еще не принуждает выдумывать сюжеты для будущей посмертной славы.
Классическая литература – благопристойная газета, которую читают герои ее репортажей и по ходу развития сюжета пересказывают потомкам своими словами.
Мемуары – цитаты из домыслов, из жизни творчества воображения.
Сюжет– дамский корсет литературы, единственно способный исправить несовершенство фигуры автора.
Душа читает классическую литературу как репортажи с показа последних новинок французской моды, потрясающих баснословной ценой драгоценностей сверкающих на шее морщинистых моделей.
Кого только не встретишь в очереди у дверей Рая, и самые богомольные рожи у подонков, позолотивших ручку…
Радость открытия вполне может стать новым знамением беды.
Знакомясь, подают руку с отмычкой от вашего сердца.
Придешь к зеркалу, а ты уже там.
И так всегда, шаг влево, шаг вправо – расстрел… А прямо – только с винтовкой наперевес.
Вино славы не смущает перспектива оставить после себя уксус забвения.
Мы-то знаем сколь беспринципна награда, поощряя в нас самое зазорное.