Папа Хемингуэй
Шрифт:
— Ну что ж, — как-то слишком спокойно произнес Эрнест, — давайте помолчим и вознесем молитвы всем святым, которых знаем.
За все время обратного пути, на который у нас ушло около получаса, никто не промолвил ни слова. Добравшись до деревни, мы заметили небольшую группу людей у входа в кафе. В дверях стоял полицейский, стороживший сумочку, — она действительно лежала на столике, именно там, где Мэри ее и оставила.
Когда мы уезжали из деревни, Эрнест сказал:
— Ну вот, сенатор Маккарти, теперь вы понимаете, почему мы сражались здесь в бригаде Линкольна?
Отель
Я вышел на балкон, а чуть позже ко мне присоединился Эрнест. Некоторое время мы слушали отдававшиеся эхом удары по камню. Далеко внизу, в маленьком городке Эскориал в школе закончились уроки, и до нас доносились радостные крики детей.
— Ты можешь построить здесь дом, и это будет стоить не больше, чем ты платишь за электричество в Уэстпорте.
Затем он поднял руку, как будто в ней было ружье, и словно выстрелил в летящего мимо сокола.
— Мне всегда тут как-то удивительно хорошо. Словно попал в рай и мне покровительствуют божественные силы. Здесь невозможно волноваться о чем-то. Кроме того, местные жители говорят: «Человек с бородой никогда не умрет от голода», и это придает мне уверенности.
Первые дни в отеле Эрнест усиленно работал и был очень оживлен, хотя по-прежнему вечерами слишком много пил. В основном его заботили приготовления к сафари с Антонио, что вызвало поток телеграмм в Кению.
Однажды отель устроил для нас пикник в горах Эскориала, там, где происходило действие романа «По ком звонит колокол». Эрнест показал мне горную речку с ледяной водой, в которой Пилар мыла ноги, пещеру, где жила группа Пабло, и мост, восстановленный после войны, центральное звено всей сюжетной линии. Мост оказался больше и внушительнее, чем я ожидал. У моста стоял маленький каменный дом, который республиканцы сожгли в 1933 году. Руины его остались до сих пор.
Мы поели, расположившись на берегу Пилар, а вокруг нас возвышались величественные сосны. Потом мы побывали в древнем городе Сеговии — он тоже фигурирует в романе. Самое замечательное в Сеговии — прекрасно отреставрированный римский акведук. Эрнест купил четырех куропаток у знакомого старика охотника и лотерейные билеты — у слепого продавца. Он собирался раздарить билеты служащим отеля. Эрнест всегда был очень внимателен к обслуживающему персоналу. Там, например, был один юноша, мечтавший стать матадором, и Эрнест купил ему пару двухгодовалых бычков для упражнений.
Блюда, которые нам подавали в отеле, не отличались изысканностью, поэтому мы часто обедали в Мадриде, до которого было всего лишь полчаса езды. Как правило, мы шли в «Эль
В первые дни Эрнест воспринимал все довольно легко. Как-то к нам пришла Ава Гарднер, тогда жившая в Мадриде. Она принесла сценарий «Фиесты» (так назывался роман «И восходит солнце» в Европе) Питера Виртеля.
— Тебе надо его прочитать, — заявила она Эрнесту. — Знаю, что тебе ничего не заплатили, но для тебя самого будет лучше, если ты прочитаешь и, может, что-то исправишь. Все в сценарии крутятся вокруг слов «C’est la guerre» [20] и подобных славных высказываний.
20
Такова война (фр.).
Ава просидела у нас весь вечер. За это время мы опустошили впечатляющее количество шампанского. Ава, оживленная и очень милая, вышла победительницей в соревновании «Забрось оливку в ямку», которое мы провели в баре. Эрнест получил большое удовольствие от вечера и заметил, что Ава — одна из самых замечательных женщин, которых он знает.
На следующий день Эрнест, прочитав сценарий, отправил телеграмму Виртелю с просьбой срочно приехать в Мадрид. Он был просто вне себя — никогда я не видел его в таком состоянии. Все указывало на то, что он ожил. Но на утро пятого дня он снова сник. Во-первых, я получил телеграмму из журнала с просьбой вернуться в Вену и написать продолжение своей статьи о событиях в Будапеште. Во-вторых, Антонио прислал телеграмму, в которой сообщал, что возникли некие непредвиденные обстоятельства и он не сможет поехать в Африку — то есть сафари отменялось. И в довершение всего после обеда появилась Полли Пибоди в состоянии полного отчаяния: Руперт, девять лет проведя в объятиях Анонимных алкоголиков, вдруг снова запил и исчез.
В тот вечер Эрнест сильно напился. Весь ужин, центральным блюдом которого были куропатки, купленные им в Сеговии, он непрерывно спорил с Мэри. В результате он даже не притронулся к ним. Мэри, как только смогла, вышла из-за стола, оставив меня и Эрнеста доедать десерт (сезон еще не наступил, и мы были одни в зале). Эрнест не умолкал ни на минуту, и не всегда его речь была связной. Он говорил о войне и успел выпить несколько бутылок вина. Его планы рушились, и он погружался в прошлое, словно ища там опору.
Когда наконец я дотащил его до номера, он вдруг остановился перед дверью и уставился на лампу, висевшую на стене. Приняв стойку боксера, он несколько раз сделал выпад левой рукой и вдруг нанес лампе хук слева, да так, что стекло разбилось, а металлический держатель упал на ковер. Эрнест сильно поцарапал пальцы, пошла кровь, но его это мало волновало. Он положил неповрежденную руку мне на плечо и внимательно посмотрел на меня.
— Хотч, в своей жизни я напивался тысячу пятьсот сорок семь раз, но никогда — утром.