Папа под Новый год
Шрифт:
– Нет, Матвей! Перестань! Просто я не привыкла быть нахлебницей.
– Ты не нахлебница! Ты жена! – строго поправил меня он. – К тому же по дому работы полно. А набегавшись у себя там, в ДК, ты приползешь домой уставшая, на меня сил не хватит. Вот так и разлады начинаются. Муж с лаской – а жена – "я устала" или "у меня голова болит" . К чему это?
Ни к чему. Пришлось признать его правоту. . И я подумала, что мир в семье дороже, чем моя деятельность, которая, действительно, приносила копейки.
Глава 6
Но сколько
Гораздо хуже чувствовать себя бессловесной тенью. Ходить по стеночке, чтоб не потревожить покой супруга. А он относился ко мне как к маленькому невидимому домовенку, который занимается хозяйством. Практически не замечал.
В хорошем расположении духа расщедривался на подарки. Наставники поощряли тех, кто дарит украшения своим женам. И я получала дешевенькие серебряные браслетики, сережки, колечки.
– Вот, держи, глупенькая. Хочу, чтоб ты у меня была красивой. Стараюсь, – с важным видом, будто дарил бриллианты, протягивал очередную безделушку.
Я не меркантильная. И мне было бы приятно получать знаки внимания, но если это было с душой.
А «глупенькая» теперь стало наивысшей похвалой, к которой я сама привыкла. Ну да, глупенькая. Умной быть от меня не требуется. Даже в магазине сдачу считать не нужно – все операции по карте без участия владельца совершаются. А дома все по заученному алгоритму – руки точно знают, сколько чего взять, чтоб получилось нужное блюдо.
Жизнь моя потеряла всякий разумный смысл. Муж по выходным ездил на какие-то собрания. Но даже туда меня не брал. Без объяснений. Или же напоминал про непосаженные семь розовых кустов. Он "заботился" о том, чтобы я не стала ленивой и не потеряла свою женскую суть.Хотя я хотела бы посмотреть на людей, которые для Матвея являлись авторитетом. И пообщаться с женами его единомышленников. Своими глазами увидеть тех женщин, которые уже достигли счастья своим служением мужу.
От слова «забота», повторяющегося изо дня в день в уродливо вывернутом контексте, меня начинало потряхивать. А ведь в какой красивый фантик заворачивает настоящее дерьмо?! Ругает меня – значит, заботится о том, чтобы я стала лучше.
Однажды так "позаботился", что меня стошнило. Причем в буквальном смысле слова. И я его возненавидела окончательно.
– Ты что-то совсем тощая стала, как корова старая. Кожа да кости. Совсем не ешь сладкого? Нехорошо. Женщина должна заботиться о своем теле. И меня не балуешь вкусненьким. Сделай –ка торт к моему приходу.
Не чуя подвоха, я соорудила пышное великолепие на жирных сливках. Летала, как пчелка Майя. Может, и правда, сладкое смягчит его!
Встретив мужа, помогла ему раздеться, усадила в кресло, помассировала плечи – это ж почетное право так проявлять свою любовь. Покормила его и поставила чайник на плиту, готовясь подать десерт.
– Ты торт испекла?
– Да, ты же просил.
– Я не нищий, чтобы просить. Я сказал, что нужно сделать, – резко осадил меня он. – Неси.
Принесла. Поставила на стол. Разрезала. Достала блюдца и только собралась положить мужу кусок, как он меня остановил.
– Нет. Сначала сама.
Он поднялся со стула, взял большую тарелку и вывалил туда почти половину торта.
– Ешь! – приказал он. – Не думал, что и в этом вопросе тебя придется контролировать.
Я съела немного и отодвинула тарелку.
– Матвей, давай я чай поставлю. Я ведь для тебя готовила.
– Ты давно не ела сладкого, давай наверстывай. Садись и ешь.
Он стоял рядом, и я послушно глотала, опасаясь, что, если откажусь, то он затолкает этот торт в меня насильно. Хотя сейчас это и было самое настоящее насилие. Слезы катились по щекам, меня уже тошнило, но Матвей крепко держал меня за плечи. У меня появилось странное желание стать гусем, которого откармливают для фуагра. Ему хотя бы через трубку вливают убийственно калорийный корм прямо в желудок, минуя процесс осознания – «не хочу есть».
– Матвей, пожалуйста! – с трудом сдерживая рвотный порыв, взмолилась я. – Я все поняла. Я буду есть сладкое.
Рука мужа разжалась, и я метнулась в туалет, чтобы меня не стошнило прямо здесь.
На тот момент слабо представляла, что вообще когда-то захочу есть.
На помощь пришла беременность. Малышка словно хранила меня от гнева мужа, и я стала есть, как не в себя. Правда, не сладкое.
Я надеялась, что что –то изменится с рождением ребенка, но напрасно. Меня ждало еще большее потрясение. Оказывается, у мужчины нет детей, у него есть женщина, у которой есть дети. И у мужчины есть долг перед богом заботиться о женщине, у которой есть дети.
И когда я родила дочку, она не вызывала у Матвея никаких эмоций, кроме раздражения.
– Долго она орать будет? Что ты за мать, если не можешь утихомирить ребенка? – рявкал он, и я хватала малышку и убегала на улицу, если позволяла погода. Или забивалась в самый дальний угол, если лил дождь.
Я утешала себя, что вот как только Ладушка подрастет, закончатся животики и всякие другие проблемы, и мужу станет интересно общаться с ней.
Но чуда не произошло. И когда я попыталась намекнуть, что дочке отцовского внимания не хватает, получила по полной. Он меня ударил. Вернее, позаботился о том, чтобы из меня дурь вышла, происки демона какого-нибудь.
Иногда я и, правда, думала, что в меня вселилась какая-то сущность, которая поработила и уничтожила мою личность, превратила в бесправное и бессловесное существо. Я была согласна с тем, что женщина должна быть мягче и где-то уступать, но потом сделать так, как нужно. Известно же, что мужчина – это голова, а женщина шея. То, чего нельзя добиться требованием и уль.тиматумом, можно получить обходным путем. Но в моем случае это правило не работало. Муж был головой, но похоже без шеи. Его мое мнение не интересовало, и после того, как он озвучил свое, диалог прекращался, не успев начаться.