Папарацци
Шрифт:
Если раньше его квартира напоминала тихое убежище холостяка, то теперь — сумасшедший дом. Целыми днями туда-сюда сновали рабочие, переделывая одну из свободных комнат в детскую для Сони. На протяжении этого времени она жила в нашей с Андреем спальне, и так и норовила добыть из ящиков что-нибудь неприличное.
Больше всего ее привлекали блестящие, шуршащие упаковки презервативов. Я гонялась за ней по всему дому и пыталась отнять неуместные игрушки, вызывая при этом водопад слез, на звуки которого тут же прибегала няня, что практически дневала и ночевала здесь, и ситуация окончательно
— Если так и дальше будет продолжаться, — шутливо грозилась в такие моменты, — то я съеду.
— Не съедешь, — насмешливо опрокидывал на спину, — я тебя не отпущу, — и впивался в губы поцелуем, а я благодарила всех богов мира за то, что несносный ребенок вдоволь набегавшись за день, сейчас крепко спал, позволяя своему папочке подолгу убеждать меня не переезжать.
На этом перемены в моей жизни не закончились. Я собрала портфолио из своих лучших работ и рассылала по известным (и не очень) журналам, надеясь хотя бы от одного из них получить предложение о работе. Это, конечно, не совсем то, чем бы я хотела заниматься, но небольшой шаг к мечте. Андрею запретила пускать в ход свои связи, чтобы помочь: намеревалась самостоятельно пройти весь путь. Ему разрешалось только подбадривать и поддерживать, с чем он отлично справлялся, поскольку я не теряла веру, что рано или поздно добьюсь успеха.
В свою очередь я поддержала Андрея, когда наступил момент познакомить Соню с дедом. По совету его лечащего врача, мы не торопились с такими серьезными потрясениями. Дождались завершения курса реабилитации и полного выздоровления после операции, и только тогда Ольга Алексеевна устроила семейный ужин, на котором Соня предстала перед всеми членами семьи Соболевых. Поистине сердечный Лев Викторович растрогался до слез от вида белокурого ангела.
— Балбес ты, Андрей, — немного пожурил сына, больше увлеченный непоседливой внучкой, что с любопытством изучала пальчиками глубокие морщины на его лице. Похоже, Соня еще не видела никого настолько взрослого. — Нельзя стыдиться собственных детей. Я готов гордо признать, что ты мой сын и что ты балбес.
— Лёва, — одернула мужа Ольга Алексеевна, как всегда, когда ей казалось, что он перегибал палку.
— Отец прав, — с серьезным видом закивал Костя, явно издеваясь над братом ради смеха, — Андрей — балбес. Годами обманывал семью…
— Не преувеличивай, — Андрей упрямо не замечал иронию брата. — Сколько, по-твоему, лет Соне?
— Слишком долго ты пользовался нашим доверием, — Костя вошел во вкус и дальше разыгрывал из себя уязвленного страдальца.
— Кость, уймись, — пнула его под столом по голени. Он вскрикнул и, шипя, растирал ушибленную ногу.
— Не даешь насладиться моментом, — упрекнул. — Лицемер постоянно твердил, что никогда не женится и дети ему не нужны, а у самого невеста и ребенок.
— Я ему не невеста! — тут же пнула по второй ноге.
— Только не начинайте разговор о свадьбе, — взмолился “жених”. — Прошу.
Мы с Андреем не касались этой темы. Мне было достаточно того, что мы делили постель, жили под одной крышей и любили друг друга. Свадьба казалась формальностью, которая ничего бы не изменила между нами.
— Дядя Андрей, у тебя будет свадьба? — как гриб после дождя, из неоткуда появился Сашка. — Я тоже хочу на свадьбу! Мне пять! В футбол с Викой нельзя играть, а на свадьбу-то хоть можно?
— Я тебе никогда этого не забуду, — судя по возне под столом, Костя мстительно оттоптал Андрею ноги.
— У тебя паранойя, — как малые дети, они пинали друг друга. — Когда малец говорит “футбол” он имеет в виду футбол, а ты больной извращенец.
— От извращенца слышу!
Два здоровых мужика впали в детство и спорили о какой-то бессмысленной ерунде. Еще чуть-чуть я и пойду жаловаться их матери. Но у одного из них, к счастью или сожалению, была жена, которая решила приструнить мужа.
— Костя! — позвала она, стоя в дверях столовой со странной гримасой изумления на лице.
Рита еще в начале ужина отлучилась в ванную комнату и до сих пор не возвращалась. Никто не придал этому большого значения: беременные со своими потребностями и странностями, и их лишний раз стараются не трогать. Но теперь все напряглись, увидев ее такой.
— Началось, — спокойно объявила она.
В комнате повисла тишина, каждый осмыслял услышанное, пытаясь сложить два и два. Что началось? О каком начале она говорит?
— Не может быть! — первым сообразил Костя и вскочил со стула. — В больницу? Нет, подожди! Где сумка с вещами?
— Зачем нам в больницу? — недоумевал Андрей, но потом и до него дошло зачем на девятом месяце Рите понадобилось в больницу. — Ты рожаешь?
— Пока нет, как видишь, — раздраженно процедила Рита, видимо в этот момент ее настигла первая схватка.
— Ура, у меня будет братик! — запрыгал Сашка вокруг стола, приводя в изумление ничего не понимающую Соню.
— Ребятки, не сидим, — начала командовать Ольга Алексеевна, — встаем и одеваемся.
Все гурьбой ринулись в прихожую, создавая невероятный затор. Некогда огромная прихожая теперь ужалась до крошечных размеров. Все толкались, пихали друг друга локтями, но при этом умудрялись одеваться сами и нахлобучивать шапки на головы ближним.
— Сначала соберите детей!
— Сашеньке шапочку потеплее, сегодня ветрено!
— А Соня тепло одета?
— Кто за рулем?
— Поедим на двух машинах, мы все равно все в одну не поместимся.
— Андрей, надеюсь ты возишь Соню в детском кресле?
— Конечно, мам. Что за вопросы? Я по-твоему?….
— Балбес!
— Костя!
— Прости, милая, это нервы.
— Нет, ты просто идиот, братец.
— Хватит, мальчики! Можно не ругаться хотя бы сегодня.
— Братик! Будет братик!
Галдящая толпа, словно цыганский табор на свадьбе, высыпала из дома и так же шумно набивалась в обе машины. Я вышла последней и заперла дверь, поскольку все остальные об этом напрочь забыли, охваченные радостью от предстоящего события.
Только все уселись, готовые ехать, как снова поднялась паника: они не досчитались члена семьи. Они звали наперебой, поторапливая занять свое место рядом с ними.