Папаша Горемыка
Шрифт:
— Ах! — пролепетала Юберта. — Валентин, друг мой, что с вами случилось?
Валентин хотел было ответить, но не смог произнести ни слова из-за внутреннего кровотечения; ему лишь удалось разорвать свой сюртук, жилет, рубашку и обнажить рану.
Эта рана, расположенная под самым сердцем, была едва; заметной и напоминала укус пиявки.
Увидев ее, Юберта все поняла, ибо к ней тотчас же вернулась память.
Она соскользнула с кровати, опустилась на колени и прижалась губами к ране
В тот же миг Валентин пробормотал ее имя со вздохом; девушка сразу же почувствовала, какой тяжестью налилась его голова.
Она испуганно подалась назад.
Теперь Валентин лежал с закрытыми глазами, и с его бледных окровавленных губ срывались предсмертные хрипы.
Юберта смотрела на него безумным взглядом, а затем внезапно разразилась нервным, отрывистым, жутким смехом и вскричала:
— Хорошо, что ты соединил нас, Ришар; ты понял, что я люблю одного Валентина, и теперь мы с ним обручены навечно.
XXI. ОФЕЛИЯ
Когда Ришар вернулся в комнату Валентина вместе с приглашенным им врачом, он вскричал от изумления и в ужасе попятился.
Юберта была жива, а Валентин казался мертвым.
Девушка сидела на полу, прислонившись к кровати, с застывшим взглядом, в котором читалось лихорадочное возбуждение.
Она положила голову Валентина себе на колени и нежно баюкала его, напевая одну из тех колыбельных, что матери поют детям перед сном.
Услышав возглас Ришара, Юберта подняла голову и протянула руку к пришедшим, потревожившим ее покой.
— Тсс! Не будите его! — сказала она сухим, холодным тоном, свойственным безумцам или тем, кто бредит. — Он устал и заснул, и это неудивительно — ему пришлось проделать долгий путь, чтобы встретиться со мной.
Девушка взмахнула рукой, словно пытаясь разогнать туман, мешавший ей узнать вошедших, и продолжала:
— Завтра — наша свадьба; спасибо, что вы пришли; мы ждем лишь моего дедушку, чтобы пойти с ним в церковь. Не волнуйтесь, если он будет задерживаться, я схожу за ним, я знаю дорогу.
Затем она снова запела колыбельную.
Ришар отступал назад, до тех пор пока не наткнулся на обшивку стены; он стоял, прислонившись к ней и схватившись за голову, и старался сдержать рыдания, готовые вырваться из его груди.
Врач первым нарушил тишину.
— Бедное дитя лишилось рассудка, — сказал он, — надо отвезти ее в другое место или хотя бы поместить в соседнюю комнату, чтобы я мог оказать помощь раненому.
Ришар хотел было выполнить пожелание доктора, но у него не хватило духа дотронуться ни до Валентина, ни до Юберты; он опустился на стул и зарыдал.
И тогда вместе с привратником, пришедшим ему на помощь, врач попытался вырвать из рук девушки окровавленное тело ее друга, но она с такой силой стала цепляться за одежду Валентина, что доктор испугался, как бы от этих толчков у умирающего не усилилось кровотечение.
Тогда он решил подыграть бедной девушке, чтобы добиться своего.
— Позвольте же вашему жениху одеться к свадьбе, — сказал он, — и сами тоже оденьтесь, ведь вы не можете пойти в церковь в таком виде.
Юберта кивнула в знак того, что она понимает, о чем просит ее врач, и беспрекословно последовала за ним в мастерскую.
Он вернулся один и закрыл за собой дверь между смежными комнатами, чтобы спокойно перевязать раненого.
Ришар же безмолвно и неподвижно сидел на прежнем месте.
Врач осмотрел рану, но не решился обследовать ее зондом, так как она показалась ему очень опасной. В подобных случаях человеческий организм порой приходит на помощь лекарям — кровь свертывается, и образовавшийся сгусток останавливает кровотечение.
Однако зонд может уничтожить такой сгусток, и тогда больной умирает не от своей раны, а от руки врача.
При этом существует только один способ спасти человека — пустить ему кровь, чтобы дать ей другой выход.
По мере того как кровь Валентина изливалась из вены в тазик, к его телу, которое только что казалось трупом, постепенно возвращалась жизнь.
Наконец, дыхание раненого полностью восстановилось, его глаза открылись, приобрели осмысленное выражение и стали осматривать комнату, явно стараясь кого-то отыскать.
Когда его взгляд упал на Ришара, тот встал со стула и сделал шаг вперед, пробормотав имя своего бывшего друга.
Раненый еще не мог говорить, но его губы шевелились, и на лице читалась явная тревога.
— Юберта там, — сказал Ришар, указывая на дверь мастерской, — она спасена.
Валентин вздохнул, и радость промелькнула в его глазах.
— Она жива, — прошептал он, — слава Богу! Все остальное неважно. Скульптор подошел к раненому и опустился перед ним на колени.
— Валентин, мой бедный Валентин, — тихо произнес он, — о, если бы ты знал, как я страдаю, ты простил бы меня, несмотря на мою вину, я в этом уверен.
Валентин посмотрел на скульптора с горестной улыбкой, приложил к губам палец, как бы призывая его к молчанию, и обратился к доктору, глядя на свою руку, с которой еще сбегала струйка крови:
— Сударь, я боюсь, что вы напрасно затрудняете себя. Увы! Я чувствую, что получил смертельный удар, и, может быть, это даже к лучшему.
— Зачем отчаиваться, сударь? — возразил врач. — Раны, подобные вашей, опасны, но не всегда приводят к смертельному исходу, и все же я хотел бы знать, что именно с вами произошло.