ПАПИЙОН. ВА-БАНК
Шрифт:
– Спасибо на добром слове. Скажи-ка, ты нашел здесь свое счастье?
– Видишь ли, у меня здесь дом. Не такой большой, как у Шарло, но кирпичный. Сам построил. Молодая ласковая жена. Две дочурки. Когда захочешь, приходи к нам. Мой дом – твой дом. Шарло сказал мне, что твой друг болен. Моя жена умеет делать уколы. Если надо, обращайся без всякого стеснения.
Мы разговорились. Симон был безумно счастлив. Не вспомнил и не заикнулся ни о Франции, ни о Монмартре, где он, кстати, долго жил. Совсем как Шарло! Прошлое для него не существовало – только настоящее: жена, дом, дети. Зарабатывал он двадцать боливаров в день. Хорошо, что куры неслись, – омлет всегда на столе. Выводились цыплята – опять же мясо на кухне и доход от продажи. А просто так, на
Я уставился на эту груду золота, так небрежно хранящуюся за деревянной дверью и четырьмя стенами толщиной тридцать сантиметров. Пару раз подцепить ее фомкой – и дверь бесшумно откроется. Золотишко нынче по три с половиной боливара за грамм, или тридцать пять долларов за унцию. Его тут прилично: потянет на три с половиной миллиона боливаров, или миллион долларов. Фантастическое богатство! Стоит только протянуть руку! Спереть его как дважды два – просто детская забава.
– Хороша поленница! А слитки-то как уложены – красота, да и только! Правда, Папийон?
– Лучше бы ее развалить да хорошенько припрятать. Богатство несметное!
– Может, и так, но золото не наше. Оно священно, потому что мне его доверили.
– Доверили тебе, но не мне. Веришь, просто руки чешутся, когда видишь такую гору. Лежит себе без присмотра.
– Не без присмотра – я ее охраняю.
– Может быть. Но ты же здесь не круглые сутки?
– Нет, только с шести вечера до шести утра. А днем другой сторож. Да ты должен его знать: это Александр, что проходил по делу о фальшивых почтовых переводах.
– А! Знаю. Ладно. Пойду. Пока, Симон. Привет семье.
– Ты навестишь нас?
– С удовольствием. Чао!
И я быстро ушел, вернее, убежал прочь от этого места. Прочь от соблазна. Невероятно! Тут хочешь не хочешь, а украдешь! В администрации рудника сидят какие-то чудаки. Плохо, ох плохо лежит золотишко! Просто диву даешься, как оно еще лежит. Такое сокровище – и под охраной двух первоклассных мошенников! Да уж, чего только не насмотрелся на своем веку, а такого не видел!
Я не спеша поднимался вверх по извилистой тропинке, ведущей к деревне. «Замок» Шарло стоял в самом конце тропинки. Я плелся нога за ногу. День был тяжелый: восемь часов, да во второй штольне даже при работающих вентиляторах воздуха не хватало. Влажно и душно. Раза три или четыре останавливались насосы. Пришлось переналаживать и вновь запускать. Сейчас полдевятого, а под землю я спустился в полдень. Заработал восемнадцать боливаров. Для простого трудяги совсем неплохо. Килограмм мяса стоит два с полтиной, кофе – два боливара, сахар – семьдесят сентимо. Недороги и овощи, рис – полболивара за кило, столько же фасоль. Прожить можно, и довольно дешево. Все это так. Но хватит ли у меня ума принять такую жизнь?
И вот, взбираясь по каменистой тропинке без всякого труда благодаря подбитым гвоздями ботинкам, полученным на руднике, я, хоть и старался не думать об этом, вновь видел миллион долларов в золотых слитках, который так и просится в руки какого-нибудь смельчака. Застать Симона врасплох – пара пустяков, особенно ночью. Подойти сзади и угостить хлороформом, чтобы не узнал тебя. И дело в шляпе. Безответственность и халатность администрации потрясающи: Симону оставляют даже ключ от хранилища, чтоб он мог там укрыться, если пойдет дождь. Верх идиотизма! Остается только вывезти двести слитков с рудника. Подогнать грузовик или телегу – в общем, что попадется. Надо заранее подготовить в лесу вдоль дороги несколько тайников. Слитки можно будет спрятать партиями – скажем, в каждом тайнике по сто килограммов. Если подвернется грузовик, то после разгрузки можно отогнать его подальше к реке, где поглубже, да и пустить на дно. А если телега? В деревне телег полно. С лошадью, правда, труднее, но и ее найти можно. С восьми вечера до шести утра, да если ночка выдастся с проливным дождем, дело можно будет провернуть запросто, еще и вернуться домой и завалиться спать как ни в чем не бывало.
С мыслями о том, как я, обтяпав дельце, уже тихо скользнул под простыню на широкой кровати Шарло, я незаметно для себя очутился на освещенной огнями деревенской площади.
– Buenos noches, Franc'es, [11] – приветствовала меня группа мужчин из бара.
– Добрый вечер. И всем спокойной ночи.
– Посиди с нами немного. Выпей холодненького пивка, сделай милость.
Отказаться было бы невежливо. Я принял приглашение. И вот я уже сидел среди этих добрых людей, в основном шахтеров. Они хотели знать, как я живу, нашел ли себе жену, хорошо ли Кончита ухаживает за Пиколино, не нуждаюсь ли в деньгах на лекарства и прочие расходы. Эти великодушные и неожиданные предложения постепенно возвращали меня к действительности. Один старатель предложил мне, если я пожелаю, отправиться с ним. Ну это в том случае, если мне не нравится рудник и я не хочу там работать.
11
Добрый вечер, француз (исп.).
– Будет потяжелей, но и заработаем больше. И потом есть шанс разбогатеть за один день.
Я поблагодарил их всех и собрался выставить ответное угощение.
– Нет, француз, ты наш гость. Как-нибудь после, когда станешь богачом. Храни тебя Господь!
И вот я снова шагал по дороге к «замку». Да, легко стать честным и скромным среди этих людей, которые довольствуются малым, счастливы без видимой причины, принимают человека, не интересуясь, кто он и откуда.
Дома меня встретила Кончита. Она была одна. Шарло работал на руднике. Когда я уходил оттуда, он как раз пришел. Кончита – само веселье и доброта. Она подала мне тапочки, чтобы ноги отдохнули от тяжелых ботинок.
– Твой друг спит. Он хорошо поел. А я написала письмо в больницу с просьбой принять его и отнесла на почту. Больница совсем недалеко от нашей деревни – в небольшом городке Тумерено.
Я поблагодарил ее и принялся за дожидавшийся меня горячий ужин. Кончита ухаживала за мной просто и весело, по-семейному, и это снимало внутреннее напряжение, оставшееся от соблазнительной тонны золота, и настраивало меня на спокойный лад. Открылась дверь.
– Всем добрый вечер!
В комнату непринужденно вошли две молодые девушки.
– Добрый вечер, – ответила Кончита. – Папийон, это мои подруги.
Одна из них оказалась высокой и стройной брюнеткой по имени Грасьела. У нее была ярко выраженная цыганская внешность. Другую звали Мерседес. Ее дед был немец, потому и кожа у нее белая, а волосы белокурые и очень тонкие. У Грасьелы были черные глаза андалузки со жгучим блеском тропиков, а у Мерседес – зеленые, вдруг напомнившие мне о Лали, индианке из племени гуахира. Лали… Что стало с Лали и ее сестрой Заремой? Не попытаться ли разыскать их, раз я вернулся в Венесуэлу? Сейчас тысяча девятьсот сорок пятый год, с тех пор прошло двенадцать лет. События тех дней отошли в прошлое, но при мысли о двух прелестных созданиях сердце сжимается от боли. Много воды утекло… В их жизни наверняка произошли перемены. Честно говоря, я не имею права вносить сумятицу в их новую жизнь.
– Твои подруги прелесть, Кончита! Спасибо, что познакомила.
Я понимал, что обе девушки свободны и ни с кем не помолвлены. Вечер в приятной компании пролетел незаметно. Мы с Кончитой проводили их до конца деревни, и всю дорогу они висели у меня на руках. На обратном пути Кончита сообщила, что я понравился и той и другой.
– А тебе какая нравится? – поинтересовалась она.
– Обе очаровательны, Кончита, но я не хочу никаких осложнений.
– Ты называешь это осложнением? Заниматься любовью – все равно что есть и пить. А ты можешь жить так, чтобы не пить и не есть? Я, когда не занимаюсь любовью, хожу совершенно больная, хотя мне уже двадцать два. А каково им в шестнадцать и семнадцать? Если их лишить этой радости, они умрут.