Шрифт:
Действие первое. Остановка
На остановке стояли люди. Голый спальный микрорайон, заполненный высотками и пустырями, среди которых неспешно прогуливался весенний ветерок, заливало приятное согревающее солнце. Широкая дорога, уходящая к окраине города, время от времени выпускала из своей пасти белые-зеленые точки маршруток и автобусов. Ждущих было немного. Объединенные
Девушка. Красивая, утонченная, скромно посматривающая на окружающих, держала огромный пакет, из которого выглядывали края подарочной коробки. Судя по украшению, коробка ехала на детский день рождения. Время от времени девушка поглядывала на семейную пару с ребенком и пытливость ее взоров выдавали в ней ум и сострадание.
Не сказать, что семейная пара нуждалась в сострадании. Они существовали вне времени и вне этого пустого людского сострадания. Если присмотреться к ним…
Отец. Он сидел на остановочной лавочке, широко расставив ноги, и уныло глядел перед собой. Время от времени эта унылость наполнялась осмысленностью и отчаянием, и тогда он дергал головой в сторону стоящего на пригорке магазина. Потом, с такой же быстротой, его глаза потухали и снова замирали в пространстве. Душа хорошо пьющего человека томилась как в клетке.
Мать. Дебёловатая и широкоплечая женщина, которая навскидку была выше супруга на целую голову, стояла рядом, переминаясь с ноги на ногу. Ее вчерашний пьющий вечер тоже хорошо отражался на несчастном лице. Пара гармонично дополняла друг друга.
Эту гармонию нарушало лишь одно – их, весело снующий между папой и мамой, большеглазый и пухлощекий, пятилетний сын. Сегодня для него был день счастья. Сегодня они поедут в город, гулять всей семьей. Мальчик каждые полминуты подбегал к краю тротуара и пристально всматривался вдаль, в надежде увидеть долгожданный автобус. В руках у него был прозрачный пакет с тремя длинными вафельными трубочками со сгущенкой, купленными здесь же, в остановочном ларьке. Не выдерживая распирающего его апофеоза радости, он иногда подскакивал к отцу и спрашивал быстрым и нежным голоском:
– Папка, а мы мороженое купим?
Папка, нервно дергал головой в ответ и снова смотрел в сторону магазина, всасывая воздух через полураскрытый и немного пенящийся слюной уголок рта.
– Ага, – радостно отвечал малыш и снова перемещался к маме, чтобы просто потоптаться вокруг нее и опять пойти к краю тротуара, высматривать автобус.
– А мы на машинках покатаемся? – Снова не выдержал малыш на очередном витке своего незамысловатого маршрута.
Папка издал грудной гул, который был больше похож на «нет», чем на «да» и кивнул головой. Мать молчала всю дорогу, нервно и болезненно поглядывая на мужа, вероятно вспоминая вчерашний звонкий вечер, где возможно был мордобой и не факт, что дрался супруг. Ее понурое бессилие, казалось, отягощало весь остановочный воздух.
Минуты шли. Автобус не приходил.
Папка мучился.
Как сказочная фея, попавшая в подземелье к злым гномам, металась его пьянчужная душа в чужеродной среде отцовской ответственности. И если бы мы смотрели прямо ему в глаза, то, наверное, уловили бы тот момент, когда он ментально исчез.
В очередной раз, дернув головой, он подозвал сына. Тот подбежал с горящими и готовыми к общению глазами.
– Г-гы, дай, г-гы, – с приблизительно такими неопределенными и неразборчивыми звуками, он двинул рукой к пакету с трубочками.
Мальчик радостно и доверчиво протянул их отцу. Тот, быстрым ухватистым движением развернув пакет, достал одну, и, резко обогнув стенку остановки, торопливыми и размашистыми шагами пошел вверх, по пригорку, к желанному магазину, на ходу засовывая в карман украденную трубочку. Он не прикоснулся к сыну, ничего не сказал ему, не оглянулся. Мальчик, ошарашенный, постоял несколько секунд, а потом медленно и испуганно, как пассажир на краю перрона, который боится, что сейчас из-за угла выскочит поезд и собьет его, выглянул из остановки и смотрел вслед удаляющемуся отцу. Его прекрасные глаза заполнялись прозрачными голубыми слезами. Слезы, сливаясь в огромные, круглые капли, скатывались по пухлым щекам и падали на пыльную землю.
Конец ознакомительного фрагмента.