Пара жизней про запас
Шрифт:
– Людей я найду. – Петр несколько оживился. – Вот это уже что-то существенное. Вот это я одобряю! Давайте, мужики, явите оперскую хватку, покажите этим скотам кузькину мать...
Когда приятели вышли из кабинета, Станислав укоризненно пробурчал:
– И когда тебе пришла в голову эта «счастливая» мысль?
– Ты насчет ночной засады? – Лев сочувственно рассмеялся. – Понимаю, понимаю – Катя будет обречена в тиши квартиры обнимать холодную подушку. Так ведь и я сегодня оставлю в одиночестве свою «половину». Разница-то какая?
– Какая... Обыкновенная! От тебя Мария куда сбежит? То-то же. А у меня
– Ну что ж тут поделаешь? – Лев похлопал его по плечу. – Мужайся! Это значит, что такова твоя планида – находить и терять женщин. Кстати, в чем-то тебе можно даже позавидовать. Многие ли могут похвастать тем, что они как прожектора высвечивают женщин, достойных мужского внимания, но им несправедливо обделенных? Так что неси свой «крест» со смирением, достоинством и осознанием своей самости. Разве это плохо?
– А, ну тебя! Однолюбам меня не понять! – Стас демонстративно сунул руки в карманы и, сопровождаемый удивленным взглядом судмедэксперта Дроздова, насвистывая «сердце красавицы», запрыгал на одной ножке к своему кабинету.
Ближе к вечеру опера опять стояли у обгорелых руин интерната. Его закопченные кирпичные стены выглядели руинами крепости, пережившей нашествие кочевников. Из-за стен кое– где по-прежнему поднимались струйки дыма. С громким хрустом ломая сапогами обгорелые обломки шифера, внутри здания ходили эксперты, выясняющие причины возгорания. Судя по их репликам, очаг, откуда пожар распространился по всему зданию, возник в подвале. Выделенные местной администрацией подсобные рабочие разгребли завалы из мусора у входа в подвал, и эксперты попытались спуститься вниз. Но там было чуть не по пояс воды, набравшейся из прорвавшихся водопроводных труб, и той, что использовалась пожарными для тушения.
Подойдя к экспертам, опера поинтересовались их предварительными выводами.
– Можно сказать вполне уверенно, что возгорание произошло в подвале, – сообщил рослый, широкоплечий крепыш. – Конкретная причина пока непонятна – в подвал зайти удастся только завтра-послезавтра. Попробуем организовать откачку. Но впечатление такое, что там горело очень здорово. Если считать, образно говоря, в «напалмовом» эквиваленте, то там хранилось не менее канистры чего-то углеводородного.
– Тогда нужно обязательно повидаться с директором и теми, кто имел доступ в подвал... – Гуров заглянул в дверной проем, за которым в глубине тускловато отблескивала угольно-черная поверхность воды.
– С директором можете повидаться сейчас, – эксперт указал на «десятку» с тонированными стеклами, стоящую неподалеку. – Это его машина.
Подойдя к «десятке», Гуров выразительно и требовательно поманил к себе рукой. Дверца машины щелкнула, и из нее показался брюнет лет пятидесяти с седыми
Лев достал удостоверение.
– Виктор Степанович Кононенко, – в свою очередь представился директор интерната. – У вас, я так понял, ко мне есть какие-то вопросы?
– Разумеется. Прежде всего мне хотелось бы знать, как охранялось здание интерната.
– Э-э-э... У нас на входе в вестибюле стоял охранник. В ночное время были еще и дежурные санитары.
– То есть контролировать прилегающую территорию охранник никак не мог... Понятно. Теперь меня интересует все, связанное с подвалом, – как был заперт, кто имел доступ, что там хранилось?
– Дверь, как видите по тому, что от нее осталось, была из толстых досок, обитых оцинкованным листовым железом, запиралась на большой навесной замок. Доступ туда имел я, наш завхоз, ну и... те, у кого была в том рабочая необходимость. Естественно, в присутствии завхоза. А хранились там кое-какие продуктовые запасы – бочки с соленьями, картошка и тому подобное. В одном из углов лежал штабель пиломатериалов – подвал был сухой, дерево не портилось. Что еще? Ну, железки кое-какие – арматура, уголок, листовое железо... А почему вас заинтересовал именно подвал, а не другие помещения?
– У вас там не хранилось ничего легковоспламеняющегося, наподобие канистр с бензином, баллонов с пропаном, ацетиленом, кислородных?
– Что вы! Боже упаси! – Кононенко отмахнулся и энергично помотал головой. – Ни в коем случае! Кстати, если мои слова у вас вызывают сомнение, пусть эксперты проверят подвал на наличие емкостей – их там не было даже пустых.
– Разумеется... – кивнул Гуров. – Что-то вы какой-то потерянный. Очень переживаете?
– Не знаю, как объяснить, – Кононенко беспомощно развел руками, – но я себя чувствую виновником гибели людей, потому что не смог их уберечь. Останки погибших уже собрали, сейчас их идентифицируют, а я вот приехал сюда и не знаю, почему не могу покинуть это место. Следователь прокуратуры в моих действиях состава преступления не нашел – я с ним сегодня уже встречался. Но что прокуратура, если внутри сидит свой прокурор?
– Вы никого не подозреваете в сознательном поджоге?
– Да кого подозревать? Если бы были недовольны мной, мстили бы мне лично. При чем тут обитатели интерната? Ну, были такие, кого я увольнял по статье... Но, мне кажется, при всех своих недостатках ни один из них на поджог не способен.
– Нам нужно поговорить с охранником, завхозом, с тем, кто был в подвале последний раз, с кем-то из ваших подопечных.
– Теперь, скорее всего, уже бывших, – горестно вздохнул Кононенко. – Маловероятно, чтобы меня после такого ЧП оставили на этой работе. Так с кем именно вы хотели бы поговорить?
– В любой конторе, больнице – где угодно, всегда есть люди, постоянно сующие свой нос в любую дыру. Они всегда все видят и знают: кто приходил, что приносил и так далее. Вот такие люди нам и нужны.
– А, ну так есть такие и у нас. Колясочник один, у которого хроническая бессонница. Он по интернату раскатывал день и ночь, все видел, все слышал, все замечал. У него и прозвище-то было – Шпион. – Кононенко невольно рассмеялся. – А так-то его зовут Вениамин Гусев. Он сейчас с частью пациентов интерната в центральной районной больнице.