Парад теней
Шрифт:
— Вы!.. — выкрикнул Кирилл Евгеньевич, но оборвал себя.
Андрей Альбертович поднял на лоб очки, честно посмотрел на Горбатова:
— Что — я?
— А-а-а! Да ладно, продолжайте, — огромным усилием справился с собой Горбатов.
— В дальнейшем прошу не перебивать, — Андрей Альбертович пальцем отыскал место, до которого дочитал, но для связности повторил: — "… по которым Горбатов Д.Е. совершил убийство неизвестной, и отыскать, если таковые имеются, истинных инициаторов этого преступления. Определив тупиковую бесперспективность разработки линии, связанной именно с этим преступлением, по причине гибели Горбатова Д.Е., которая
Начали глухо бить напольные часы. Рябухин оторвался от бумаг, про себя считая удары. Хотя без забот мог бы и на свои наручные посмотреть. Подсчитал и объявил:
— Десять часов.
Он проснулся и глянул на наручные часы, которые забыл снять. Было ровно десять. Он лежал на дивных простынях на необъятной ширины кровати красного дерева с медальонами. Времен, надо полагать, одного из французских Людовиков. Луи Каторза, к примеру.
…Вчера, а точнее, уже сегодня, возвратясь от Деда в два часа (для одних — поздний вечер, для других — уже раннее утро), он, не предвидя на утро особых хлопот, решил основательно выспаться. Но ему не позволили сделать это. Он только-только сбросил в передней башмаки, как зажурчал звонок многоцелевого «Панасоника». Трубку брать совсем не хотелось, но он все же взял ее. Угрюмо сказал в микрофон:
— Вас слушают. — Знал, что вышло нелюбезно, но желал, чтобы так вышло.
— Господи, меня слушают! — умилилась трубка неповторимым голосом популярнейшей певицы. — Счастье-то какое!
— "Приколет розу вам на грудь цветочница Анюта!" — хрипло спел Сырцов и ласково поздоровался: — Здорово!
— Приколет, приколет, — пообещала Анна. — В самое ближайшее время. Ты что там делаешь?
— Дрова рублю, — сообщил он. — Не заметил, как кончились дровишки-то.
— Захвати вязанку для моего камина и ко мне.
— А надо? — спросил он тихо, тайно надеясь, чтобы было надо.
— Что надо?
— Поздней весной камин топить?
— Пошутили, и будя, — решила Анна. — Можешь подъехать?
— Могу.
— Жду через двадцать минут. Цербера я предупрежу.
Она действительно приколола (засунула черенок в карман блейзера) розу ему на грудь, а на плечи положила теплые руки. Он за талию осторожно привлек ее поближе, откинул со лба знаменитые ее кудри и нежно поцеловал в губы. Они одновременно прикрыли глаза, ощущая неодолимое желание. Потом посмотрели глаза в глаза и поняли все друг о друге. Он долгое время (по причине занятости) был без женщины, а она (неизвестно по какой причине) стосковалась без мужика. А теперь к взаимному удовольствию вот они мужчина и женщина.
Первая близость прошла без подготовки, без слов, без особых ласк. Просто лихорадочно освободились от гнетущей тяжести.
Потом не спешили. Слегка выпили, немного поболтали.
— Не торопись, — ласково просила она и определяла ритм замедленным кругообразным движением таза. Она помогала ему и сдерживала его, зная, что высокое наслаждение в предощущениях, а не в конце. Он поддался, он сдался, он следовал за ней. Они растягивали мгновенья до минут, чтобы желание нарастало и нарастало.
Они и кончили, с мучительным напряжением сдерживая себя, в том же затяжном ритме, чтобы пронзительное общее их завершение было не целью, а результатом.
Не истерзанное диетами ее тело было плотным, гладким, с нежной упругой кожей. И владела она им со спокойной эмоциональностью, мастерски. Она была талантлива во всем. И в этом занятии тоже.
Они следовали по горной гряде от пика к пику и, покорив вершину, сладостно утомленные, тихо и незаметно уснули…
Он на четвереньках дошагал до края кровати и сел, спустив ноги на ковер, слегка разочарованный, что Анны не было в постели. Но именно в этот момент от дверей ванной комнаты в развевающемся воздушном пеньюаре шла уже хорошо поработавшая над собой, свежая, как глоток колодезной воды, Анна. Он поспешно прикрылся простыней. Она подошла к нему, уперлась коленями в его колени, наклоняясь, поцеловала в лоб.
Он обеими руками проник под пеньюар. Ягодицы легли в его ладони. Он гладил их, осторожно сжимая их, уверенно лаская. Она взяла его за уши, влажным слабым ртом раскрыла его губы и нашла язык…
— Еще? — спросила она детским голосом. Он, не удержавшись, кивнул.
Михаил Семенович Кобрин ждал свой «линкольн» у закрытого на ремонт магазина «Кубань» неподалеку от метро "Парк культуры". В превосходном настроении. Был даже момент, когда он бесшабашно отбил на тротуаре некое подобие матросской чечетки. Вот, наконец, и они. Лимузин бесшумно остановился рядом с ним. Выскочил Артем и, виновато глядя в хозяйские глаза, объяснил:
— В пробку на Самотеке попали, шеф. Еле вырвались.
— Какие могут быть пробки в воскресение? — стараясь казаться суровым, не поверил Михаил Семенович.
— Мне не верите, спросите у Славика. Он подтвердит!
— Потому что сговорились, — продолжил было игру в строгость Михаил Семенович, но не выдержал, обнаружил свое прекрасное настроение в широкой улыбке. — Ладно уж, прощаю. Я сегодня всем все прощаю.
— С удачей вас, Михаил Семенович? — поощренный хозяйской улыбкой, спросил Артем.
На этот прямой вопрос Кобрин ответил радостно, но неопределенно:
— Гора с плеч, Артем! Я развязался! Как сказал Маяковский: "Я свободен от любви и от плакатов!"
— От каких плакатов? — удивился Артем. То, что босс освободился от надоевшей любви, он знал давно: кобринская жена постоянно жила за границей.
— От красочных, — с легкой издевкой ответил Кобрин, открыл дверцу и, слегка нагнувшись, сообщил водителю: — Славик, сейчас — домой, загоняем машину в стойло и весело втроем отмечаем мою небольшую удачу. Идет?
— Другой бы драться, а я — пожалуйста! — темпераментно откликнулся Славик.
Михаил Семенович был уже наполовину в автомобиле, когда ему в голову пришла ужасающая мысль:
— В доме же выпить нет ни черта! Вчера же эти сратые «пионеры» все вылакали. Надо отовариваться, бойцы. Где?
— Тоже бином Ньютона, — сказал начитанный Славик. — Сразу же за поворотом на Комсомольский — магазинчики, в которых все есть. Дорого, правда…
— Не играет рояли! — пророкотал Михаил Семенович и бухнулся на заднее сиденье. Что тут за езда! Метров двести, направо и остановились.