Парадокс великого Пта (сборник)
Шрифт:
— Зачем? — отозвалась Лики с дивана.
— Мне надоело нажимать кнопки, — признался Билли. — А тебя надо вытащить из аптеки. Эти близнецы сведут с ума даже слона. — Он хотел еще сказать о старых девах из Ассоциации блюстителей, которые продолжали надоедать Лики, но раздумал и только махнул рукой.
— Хочешь есть? — спросила Лики. — Я купила два бифштекса.
— А может, мы все-таки уедем на юг? У меня там живет тетка. Она раз в полгода пишет письма. Ты помнишь наш городок?
— Плохо. Где-то были фотографии. Я иногда смотрела их. Потом они затерялись.
— Жаль, —
Лики задумалась, потом встала с дивана и принялась рыться в многочисленных шкатулках.
— Нет, — наконец сказала она. — Только обрывок пленки.
Билли развернул рулончик.
— Плохо видно, — сказал он.
Лики заметила, что если ему очень хочется увидеть фотоснимки, то он может их отпечатать. Все необходимое для этого имеется. Она открыла шкаф, извлекла оттуда две картонные коробки, в которых лежали портативный увеличитель, ванночки, красный фонарь, несколько пакетов с фотобумагой. Сходив в ванну, Лики принесла два флакона с химикалиями.
— Он делал это на кухне, — сказала она, имея в виду Бредли.
Билли удивился. Он впервые услышал, что Бредли занимался фотографией. Лики заметила, что это было давно, несколько лет Бредли в руки не брал фотоаппарата. Билли показал на флаконы: ведь за несколько лет химикалии могли испортиться.
— Это свежие, — сказала Лики. — Что-то он делал незадолго… Незадолго…
Она никак не могла произнести слово “смерть”.
— Я понял, — участливо произнес он. И стал готовиться к работе. Ему показалось, что это занятие развлечет их. И Лики сегодня ведет себя хорошо. Она не задумывается надолго, не смотрит на него отрешенным взглядом и не пугает странными вопросами.
К тому времени, когда Коун и Фримен добрались до квартиры Бредли, Билли Соммэрс успел испортить несколько отпечатков. Он не мог взять в толк, почему на фотографиях появляются какие-то посторонние изображения. Негативы были нормальные. Но как только он клал экспонированную фотобумагу в проявитель, так начиналось непонятное. То сквозь контуры здания просвечивало чье-то лицо, то вместо лица появлялся текст. Рассердившись, Билли выскочил из кухни, захватив с собой несколько мокрых отпечатков, чтобы рассмотреть их при свете.
В этот момент и раздался звонок. Лики впустила Коуна. За ним, стряхивая воду со шляпы, в квартиру ввалился Фримен.
— Ну и погодка, — сказал он еще с порога.
— Что это ты делаешь, малыш? — спросил Коун у Билли.
— Не понимаю, — пожал плечами Билли. — Хочу отпечатать несколько снимков с родины, а тут какая-то ерунда.
— Ну-ка, ну-ка, — Фримен положил на ладонь снимок. — Э, дружок, у тебя тут двойное изображение.
— Это я и сам вижу.
— Похоже, что бумага уже была экспонирована — сказал Фримен и поглядел на Коуна. Инспектор кивнул.
— Да, — согласился он. — Мальчик опередил нас. до черт меня побери, если бы я до этого додумался. Ведь я шел искать пленку.
Билли наконец понял. С возгласом: “Я сейчас”! — он кинулся на кухню. Фримен и Коун пошли следом. Лики села на диван и стала ожидать, чем кончится весь этот переполох.
На кухне Фримен, оттеснив Билли, орудовал пинцетом в ванночке, куда были брошены сразу три листа бумаги. На двух стал появляться текст каких-то документов, на третьем — человеческое лицо.
— Дьявольщина, — прошептал Фримен. — Это же Домар.
— Евнух? — пробормотал за спиной Коун.
— Что? — спросил Фримен.
— Потом, — сказал Коун и обратился к Билли. — Малыш, по такому случаю нужна бутылочка. Ты понял? Мы уж тут как-нибудь управимся.
Пока Билли ходил за бутылкой, Фримен проявлял отпечатки. Коун коротко пересказал ему свой разговор с Вилли Кноуде.
— Евнух в роли Истинного Католика, — фыркнул Фримен. — Проворовавшийся евнух метит в президенты. Какие шикарные заголовки для первых полос! Коун, это же… Черт знает… Не нахожу слов. Мы убьем его.
— Или он нас.
Фримен перебросил несколько снимков в фиксаж и заметил:
— “Экспресс” возьмется за это дело. Ручаюсь головой. Там сейчас парни подобрались что надо. А нам только выпустить газету. Когда номер выйдет, сенатора уже не будет. Это не тот случай, Коун, когда дело можно замазать. Во-первых, чувства верующих. Во-вторых, престиж нации. Евнух у кормила! Нет, Коун, мы ударим наверняка. Благонамеренный буржуа может терпеть многое: он перенесет выскочку у власти, он примирится с гангстером, с политическими интригами. Евнуха он не выдержит. Это оскорбление всего святого, что еще осталось в душе нашего буржуа. Назревает грандиозный скандал, Коун. А чем он кончится, будет зависеть от нас.
— Вы чего-то не договариваете, Фримен.
— Пожалуй, не время, Коун.
— Дело ваше.
— Вы не сердитесь, инспектор?
— Ладно, оставим это, — сказал Коун. — Больше нет отпечатков?
— Промываю последний. Жаль, что их нельзя прочитать.
— За этим дело не станет.
— Безусловно. В “Экспрессе” найдутся переводчики. Но каков Бредли! Экспонировал пленку и, не проявляя отпечатков, заклеил пакет с бумагой. Кстати, мне кажется, что он размножил фотографии в трех экземплярах. А где же пленка?
— Я думал об этом, — сказал Коун. — Скорее всего, она у сенатора.
— Каким образом?
— Мне это рисуется так. Шах в свое время выболтал тайну евнуха Кноуде. Не исключено, что он с гораздо большими подробностями рассказал про сенатора Эльвире. Причем произошло это тогда, когда Эльвира затеяла игру с наркотиками, чтобы сунуть шаха в лапы полиции. Ей надоел шах. Или шаху претила возня Эльвиры с амулетами, или она опасалась, как бы он не узнал о способах добычи этих амулетов. Словом, с шахом надо было расстаться. Уничтожить его Эльвира не решалась. И ей пришло в голову хитроумное решение, которое Перси и взялся выполнять. И вот в те дни, когда он подкладывал тюбики, шах и проговорился Эльвире. Раньше это не могло произойти. Эльвира не дура. Узнай она про тайну сенатора раньше, она бы сделала все, чтобы заполучить разоблачительные документы. И только тогда задумалась бы, как избавиться от шаха.