Парадокс жнеца
Шрифт:
Вопрос Виталика, кстати, дал еще один ответ — стало понятно, почему на меня Марина так загадочно посматривает. Похоже, целительница-альтушка просто рассказала ей обстоятельства того, как увидела меня в первый раз. Что, у Марины, определенно теперь вызывает самую кучу вопросов — я ведь сказал ей, что в этом мире давно, а слова альтушки с моей версией совершенно не бьются.
— Виталя, — повернулся я к суетологу, который все еще ждал ответа на вопрос о семнадцати ножевых.
— Я.
— Есть вопросы, которые не всегда стоит задавать.
— Да-да-да, не спрашивайте женщину
Правда, беседа дальнейшего продолжения и не получила — отведенное на завтрак время заканчивалось, и я проводил Марину с Ольгой к грузовикам, отправив вместе с уехавшей полевой кухней в офис Альтергена.
После предполагались занятия по строевой подготовке — важное, учитывая, что «зеленое» энергетическое оружие может быть опасным и для владельца, и для окружающих, но у меня получилось удачно сломать машину. «Да, сардж, совсем сломалось, вообще не едет», так что понадобилась помощь Димарко, который еще за завтраком взглядом явно намекал на такую необходимость. Выехав из лагеря, и съехав с проторенной дороги в траву, мы открыли капот и начали «разбираться, пытаясь выявить проблему».
Димарко заметно напряжен, нервничает. На лбу бисеринки пота — хотя сегодня не слишком жарко. И когда он заговорил, стало понятно почему:
— Я поговорил с парнями и есть новые обстоятельства.
— Поговорил с парнями?
Похоже, ошибся я в этом степенном и рассудительном на вид человеке. Теперь и у меня тоже сейчас бисеринки пота на лбу появятся. Черт, нас тут сорок рыл, и если он «поговорил с парнями» — это стопроцентный вариант, что информация если не сегодня, то уже завтра имеет неиллюзорный шанс стать общим достоянием. По спине прошел холодок — обсуждения серьезных проблем толпой всегда губительны для любого тайного начинания. Всегда. И ладно бы речь шла о незначительном вопросе, но мне сейчас особенно четко вспоминаются истошные крики казненных.
— Неправильно выразился, — покачал головой Димарко, заметив мой выразительный взгляд. — Не я был инициатором разговора, ко мне сами подошли. Тут дело такое… Знаешь, почему легион Ахен так называется?
— Нет.
— Аквисгранум, римский город на территории Германии…
Это я знаю, еще эхо подсказывало, только не понимаю, к чему.
— Сейчас город называется Ахен, и был одно время столицей Священной Римской Империи, а до этого королевства франков, созданного Карлом Великим. Он же Карл Магн, он же Шарлемань…
Надо же, я и не знал, что Шарлемань — это просто Карл Великий на французский манер. Но слово очень уж знакомое, не могу вспомнить, откуда его слышал. Видимо, если бы вспомнил, сразу бы понял, что мне пытается сказать Димарко.
— Эмблема легиона знаешь, что означает?
— Французское что-то, лилия, петух, — вспомнил я черный щит над воротами лагеря.
Про петуха, кстати, без насмешки — во французской геральдике петух занимает почетное место.
— Это не петух, а римско-германский орел. Этот герб — эмблема дивизии СС «Шарлемань», в которой воевали в большинстве французские добровольцы.
— Воу…
Вот теперь мне стало абсолютно понятно, о какой именно помойке вел речь Гус прежде чем убить меня, Юргена и своего безымянного товарища. Димарко между тем объяснял про Ахен:
— Легион сформирован из перегринов соседнего монолита «Мец», изначально это город во Франции. Но попал он сюда из сорок четвертого года, когда являлся частью Германии, и там собирали лагерем добровольцев для вермахта. Изначально они составляли костяк легиона, это еще пару сотен лет назад было. Оригинальные перегрины в том монолите уже кончились, там теперь только туманные твари, но легион традиции сохранил. Нормальные люди туда не идут, я про обычных немцев сейчас тоже, там сейчас интернациональный сброд.
— Откуда информация?
— Питер. Познакомился с одной девочкой-рабыней, которые нам еду готовят, она ему рассказала.
— Они же не але ни на русском, ни на английском…
— А он в Таиланде оказывается десять лет прожил, нашел как-то общий язык.
— Ясно.
— Так вот, я к чему. Ко мне ночью подходило четверо парней, но разговоры о побеге сейчас идут уже без особого контроля. Еще и казнь эта, парни впечатлены. Сам понимаешь, есть вариант, что совсем скоро сюда приедет местная контрразведка, кто-нибудь повиснет на столбах для поддержания общего тонуса, а рабыни у нас будут новые.
— Предлагаешь сегодня ночью уходить? — понял я наконец причину волнения Димарко.
— Ты видел, что черные, которая вчера вечером вместе с Кольтом примчали, утром не менялись? Те, кто были на дежурстве вчера свалили, а эти похоже на сутки остались. Если сменятся сегодня вечером, значит завтра утром кухня опять приедет только с конвойными, и у нас появляется окно возможности. Чтобы свалить, убить нужно будет всего восемь черных, а не два раза по восемь.
Я уточнять даже не стал — и так понятно, что намерением побега подразумевает и возможность освобождение рабынь.
— Тогда, если вечером черные меняются, делаем все сегодня ночью?
— Да.
— Есть у тебя план?
— В данный момент у всех кроме тебя нет ничего, кроме горячего желания.
— Почему у всех кроме меня?
— Потому что у тебя еще ствол есть.
Да и действительно, как-то и забыл совсем.
Но у меня не только пистолет есть, а чужие знания и умения. Вот теперь меня ощутимо заколотило мелкой дрожью. Сегодня ночью точно придется убивать и что из всего этого получится, совершенно непонятно.
Глава 18
Очень странно, когда ночь отличается ото дня только временем на часах. Я коротко сталкивался с таким в Мурманске, в полярный день — но тогда было проще, потому что в любой момент была возможность узнать точное время. Здесь же отсутствие столь элементарной казалось бы возможности ощущалось даже острее, чем потеря смартфона с интернетом.
Выждав примерно полчаса после сигнала отбоя, время тянулось ну очень медленно, Марина — в растрепанном виде и в растрепанных чувствах, побежала в штабной кунг-прицеп к Гельмуту.