Шрифт:
Дежурные
Дождит немилосердно. Тучи.
Трава пугает высотой.
Утюжат душу влаги кучи.
И лужи морем подо мной.
Идти гулять мне в дождь – не радость.
В окно смотрю на неба плач.
Прошил вдруг тучу … Показалось?
Нет, точно… самолёт – трюкач.
Сквозь уплотненье грозовое
Двухвостый, быстрый, словно мысль,
Изящный, рокоча сурово,
Ведомый следом. Пронеслись.
К чему? Куда
Полёты в дождь? Иль это знак?
Так ведь нелётная … Причины?
А может, правда где-то враг?
Звено «заряженных», две птицы,
Хранит покой родной страны.
Дежурят «СУшки» вдоль границы,
Периодически видны.
И мощный рёв турбин горячих
Ласкает ухо, тешит слух.
Живёт страна, не зная плача,
Гораздо «СУшек» больше двух.
И в час недобрый, коль придётся,
Взлетят и в тучи, даже в ночь.
Врагам «приветствие» найдётся.
Спровадить смогут «СУ» помочь.
Мелькнут над городом и в поле…
И одиночно, и звеном.
А «аргументы», что для боя,
Я лично вижу под крылом.
Рубашка 37-го
Мне рубашку хвалил офицер,
Говорили про жизнь и про песни,
Обсуждали, как жить интересней,
Что быстрее – галоп иль карьер.
Мне рубашку измял офицер,
Между нами стена из торосов,
Деловых и холодных вопросов,
Напряжённость и взглядов барьер.
Мне рубашку пятнил офицер,
Промелькнули забытые лица,
Мне уйти бы, вне стен очутиться,
И не знать применяемых мер.
Мне рубашку порвал офицер,
Зашивать ли теперь – и не знаю,
И опять на вопрос отвечаю,
Замер временем секундомер.
Мне рубашку тянул офицер,
И втолкнул в приоткрытую дверцу,
Слышу стук учащённый я сердца,
Голый камень, не видно портьер.
Мне рубашку пробил офицер,
Между делом, такая работа,
Небольшая осталась забота,
В дело вшить протокол про расстрел.
Памятники героям
Разнятся памятники в именах и датах,
Но постаменты заняты не для проформы.
Поставлены они, как память о солдатах,
Которые погибли, не позоря формы.
И моряки, и лётчики, артиллеристы,
ОМОНовцы, десантники, СОБРы, пехота…
Суровы в профилях и в барельефах лица.
И гимна мужеству в огне мы слышим ноты.
Застыло время в камне, подвигу свидетель,
Ведь каждый спас своею жертвой чьи-то жизни.
Объединяет память о героях то, что песня
Разносит славу о погибших в честь Отчизны.
И не забудутся рискнувшие собою,
Встававшие на смерть, поднявшие винтовки,
Что жизнь отдали за закон, за честь и волю,
Пока в стране готовы к подвигу потомки.
У памятника
Как дань за жизни их – цветы у постамента.
Дорожки памяти лежат, как белы скатерти.
И не забыть уж никогда того момента,
Который больно сжал тисками сердце матери.
***
От вспышки подвига мгновенья разделились
На «до» и «после».
Жизнью разом всё оплачено.
И траурная шаль на плечи опустилась.
Навстречу к сыну шла
С любовью нерастраченной.
Гранит и бронза под ладонью, гладкий холод.
Глубокая у женских губ
Печаль – морщиночка.
А сын стоит пред ней, навеки будет молод.
Сквозь слёзы видит мать
Не памятник – кровиночку.
Обнимет образ и как раньше в колыбели
Поёт ему, шепча,
И гладит по головушке…
Пусть мир замрёт, склонясь, пускай замрут метели
На этот миг святой
Для матери – лебёдушки.
***
Хоть годы горькие прошедшее укрыли,
Но помним подвиг. Не хотим терять и каяться.
И чтоб слёзы гранитные плиты не мыли,
Пусть сына-воина дождётся мать-красавица.
Старое фото
Пожелтевшее старое фото.
И военное жаркое лето.
Танцевал весь вокзал беззаботно.
Паровозные вздохи нагреты…
Пели песни про близость победы.
Целовали невест как умели.
Были молоды старые деды.
Мамы их отпускать не хотели.
Лишь коротким свистком попрощались,
Путь по рельсам дымами укрыли,
И уже никогда не встречались,
Только в сердце, как прежде, любили.
На Тепловских высотах под Курском
И в степях, что южней Обояни,
Воевали душой, не искусством,
И о волю железо ломали.
Сотни тысяч поднялись над полем
Душ незримых, покинувших тело,
Не был каждый известным героем,
Но варил кашу боя он смело.
Самолеты вихрились под небом,
И давили броню, и крушили
«Крестоносцев» в полях с русским хлебом,
И «за Родину!»… матом их крыли.
Отгремело далёкое лето.
Отходилась в атаку пехота.
Много песен о грустном пропето
Молодыми…
Со старого фото.