Параллели семейных уз
Шрифт:
– Разрывался, говоришь… - задумчиво проговорила я.
– Странно…
– Ами, да ты ешь! Может, тебе еще салатику положить?
– мама переключила внимание с меня на мою подопечную.
– Спасибо.
– Кушай, девочка. А то худенькая, как былиночка, - я заметила, как Ами слегка вздрогнула, когда рука мамы ласково коснулась ее волос.
– Небось питаетесь в сухомятку, - и мама зыркнула в мою сторону, - С Элькой каши не сваришь!
– Каши - не сваришь, - ничуть не смутившись, согласилась, - Зато можно мясо поджарить.
– Мясная
– рассмеялась мама.
– Порой, мне кажется, что ты бы его и сырым лопала!
Я еле сдержалась, чтобы не вякнуть: "Как ты права!". Свежее мясо и кровь пьянят нас, оборотней, лучше любого вина. Некоторые из молодых, порой, даже не сдерживаются, впадают в жор. Вот это действительно страшно.
– Ами, может, ты нездорова?
– продолжала мама.
– Мне кажется, ты какая-то бледненькая.
– Нет-нет, со мной все хорошо, - тотчас возразила девушка.
– Спасибо, все было очень вкусно.
– Вот, Эль! А ты никогда не похвалишь!
– Я, пожалуй, пойду к себе?
– то ли спросила, то ли сказала Ами и тихо вышла из кухни.
– По-моему, ее что-то тревожит, - сказала мама, глядя ей вслед.
Я ничего не сказала, но была с ней согласна. Что же так расстроило Ами? Неужели… Скорее всего так и есть…
– Мам, я пойду к ней.
– Иди, конечно. Не знаю, почему, но по-моему, твоя подруга нуждается в утешении.
Утешение… да, наверное, оно… Подумалось мне. А мама коснулась моего плеча и сказала:
– Ты действительно беспокоишься о ней, как о сестре…
– Скорее как о ребенке, - ответила я, выходя из кухни, но все же услышала:
– Когда придет время, ты станешь замечательной матерью.
Кто о чем! Но я уже взлетала по лестнице. Остановившись возле двери, я постучала, спросив:
– Ами, могу я войти?
Лишь через некоторое время я услышала "да, наверное".
Я вошла, тщательно затворив за собой дверь, и еще для надежности приперев ее стулом. Все-таки когда в двери нет замка или банальной щеколды - это большое упущение.
Моя подопечная сидела на кровати, забравшись на нее с ногами, и вид у Ами был грустный-грустный. Я была готова спорить, что в ее глазах стояли слезы.
– Что с тобой, солнышко?
– спросила я, присаживаясь рядом.
– Нет-нет, ничего. Со мной все хорошо.
– Но я же вижу, что это не так, - я уж не стала напоминать, что прекрасно чувствую ложь.
– Что тебя так расстроило? Может, я сделала что-то не так?
– Конечно нет! Просто… - Ами виновато опустила голову.
– Просто… я вдруг почувствовала себя… одинокой.
И я поняла, как виновата перед ней. Я хотела показать Ами нормальную семью, тепло простых человеческих отношений. Но я не учла, что ей может быть очень тяжело погрузиться во все это, осознать, чего она была лишена, и каждый день видеть напоминание этого. Какая же я дура! Самонадеянная идиотка! А еще называю себя патрой! Не могу толком позаботиться даже об одной урре.
Обняв Ами, я сказала:
– Прости меня. Прости, моя дорогая.
– Простить?
– Ами встрепенулась в кольце моих рук, на ее лице отразилось полное недоумение.
– Не нужно было мне привозить тебя сюда. Этим я лишь причинила тебе боль.
– Вовсе нет!
– тотчас отозвалась Ами.
– Мне приятно хотя бы издали понаблюдать за нормальной жизнью.
– Но это заставляет чувствовать тебя одинокой.
– Нет, не совсем это.
– А что же тогда? Что делает тебя несчастной?
Ами обняла меня за талию, и, спрятав лицо где-то на груди, даже ниже, поговорила:
– Я вижу как ты близка своим родителям, сестре, и как они близки тебе. И я также прекрасно понимаю, что между нами такой близости не будет никогда. Я никто, приемыш без роду и племени. Я одна.
– Ты не одна. Я не раз говорила, что и прайд, и стая никогда не оставят тебя. Равно как и я всегда буду заботиться о тебе.
– Это так. Но ты заботишься обо мне потому, что считаешь себя обязанной делать это. Нас не связывают какие бы то ни было чувства. Ты просто жалеешь меня.
– Я слушала ее молча. Да и что скажешь, ведь практически все так и есть.- Я пыталась хоть что-то изменить. Я готова отдать тебе всю себя, но тебе от меня ничего не нужно. Совсем ничего.
Она всхлипнула, все еще пряча лицо. А я чувствовала себя совсем растерянной, что было довольно необычно. Я не знала, что сказать, как утешить. Но мне очень хотелось хоть как-то помочь. Как бы там ни было - Ами мне не безразлична, возможно, я сама до сих пор не понимала насколько.
Так мы и сидели. Ами всхлипывала, а я не знала, что сказать. Но нужно было что-то сделать… Тогда-то я и почувствовала ветер. Ашана поднялась во мне, сливаясь с самой моей сутью. И вот я уже смотрела на мир ее глазами, глазами, наполненными серебреным светом. И я разрешила ей взять инициативу в свои руки.
Ашана погладила Ами по голове, заставляя посмотреть на себя, нежно поцеловала, как любимого ребенка, и сказала:
– Ты навсегда поселилась в моем сердце, милое дитя. Я привела твой дар в этот мир, и до скончанья веков мы с тобой объединены им. Ты - моя урра, а значит член моей семьи. Во всех твоих горестях я буду рядом, чтобы оградить от них, и во всех твоих радостях, чтобы преумножить их. Я всегда защищу, охраню, помогу тебе, как мать защищает, охраняет и помогает детям своим.
– Я правда тебе не безразлична?
– подала голос Ами.
– Ты заботишься обо мне не только из-за чувства долга?
Ответом ей были объятья Ашаны и мои тоже. Ветер простерся за моей спиной подобно крыльям и укутал нас обеих. Я открыла свою силу. Она коснулась Ами, проникла в нее, отыскала ее зверя, и он отозвался. Снежный барс. Он может быть грозным, но сейчас походил на котенка, тихо мурачавшего и желающего, чтобы его приласкали. Что я и сделала.
Два человека на время исчезли, растворились, уступив место двум большим кошкам. Тело осталось человеческим, но повадки стали кошачьими.