Параллельные общества. Две тысячи лет добровольных сегрегаций — от секты ессеев до анархистских сквотов
Шрифт:
«Сначала мы пытались построить магазин как абсолютную коммуну, потом он претерпел серьезные изменения, но мы не отказались от основных принципов. Каждый участник “Фаланстера” участвует в управлении и владении производством, — вспоминает сегодня Куприянов о тех событиях начала нулевых годов. — Нам не удалось построить реальную коммуну-магазин. Этому мешала недостаточная включенность самих участников. Мы не всегда оказывались способны пренебречь собственными делами ради общего дела, — признает он и тут же говорит о том, что считает главным показательным результатом: — Магазин с антикапиталистической организацией труда вполне может выжить в современных коммерческих условиях».
По мнению Бориса, базовая проблема современного общества состоит в том, что «человек не относится к труду как
Превратившись из радикально-утопической в мягкую, но зато реально существующую форму добровольной сегрегации, «Фаланстер» продемонстрировал не только альтернативность правил хозяйствования, но и особенный стиль, «дух места», заменивший молодым интеллектуалам, участвующим в проекте, совместное проживание и тотальное обобществление, оказавшиеся совершенно ненужными для данного конкретного дела.
Где еще, как не в этой автономной зоне, можно было наблюдать живое общение муллы, скинхеда, авангардного поэта и звезды рэпа? По окончании торговли под шелест пластиковых стаканчиков «Фаланстер» окончательно превращался в радикальный клуб: выступление палиндромиста Кедрова смыкалось с собранием антиглобалистского движения АТТАК, израильский конспиролог Изя Шамир сменял молодых литераторов, делающих книги вручную. Переехавший из Парижа Толстый (Котляров) выставлял свои «картины для чтения», а поэтесса Витухновская клеила свои плакаты прямо на потолок. Можно было прийти на веселых поэтов Емелина и Родионова из группы «Осумасшедшевшие безумцы», а попасть на лекцию об оккупации Ирака или, наоборот, на семинар сербохорватских славистов. Анархия — это когда параллельно с презентацией распиаренных радикалов Бренера и Шурц за стеной происходит перформанс менее известного, но не менее радикального Юры Телепузика, публика с удовольствием курсирует туда-сюда, а изрядно нетрезвые журналисты не знают, про кого именно писать в светскую хронику.
Сначала, помнится, под морковным потолком на крюке висел макет винтовки Ml6, обернутый в куфию. Но пришла милиция с обыском и попросила снять: «с улицы в окно вид слишком экстремистский». Никакой другой крамолы не нашли, конфисковав лишь «Энциклопедию секса» на экспертизу. Действительно, мало ли что напечатают под такой обложкой? Винтовку сменил акварельный портрет никому не известной женщины. По секрету, на ухо и только своим, здесь рассказывали, что это знаменитая немецкая бомбистка Ульрика Майнхофф, тайно вывезенная в 1970-х в СССР и доныне живущая по поддельному паспорту где-то под Саратовом. Работает в поликлинике. Круг своих, впрочем, непрерывно расширялся, отдельные коммунары переженились между собой и даже завели детей, а это что-нибудь да значит. «Фаланстер» стал школой, сделав одного признанным киноведом, другого редактором, третьего литературным критиком, четвертого и пятого «человеком года» в номинации «человек книги».
Моментом истины для истории «Фаланстера» оказался пожар 2005 года. Неизвестные ночью закидали помещение магазина чем-то громко взрывающимся и легко воспламеняющимся. Много книг уцелело благодаря эстетской привычке коммунаров хранить их в ящиках из-под гранатометов. Расследование пожара ни к чему особенному не привело и велось в стиле «амбиент». В первый день после пожара Куприянов и остальные участники всерьез обсуждали возможность приостановки проекта, но этого не позволили сделать читатели (столичные интеллектуалы всех специализаций и оттенков). Оказалось, что им «Фаланстер» не менее, а может быть, и более необходим, чем его организаторам. Они предложили проекту всяческую помощь, от добровольных финансовых вложений до поиска нового помещения и оттирания обугленных пожаром книг. Вскоре коммуна-магазин возобновилась на новом месте, а впоследствии даже открыла несколько филиалов. Особой популярностью в первый год после пожара пользовались сбываемые за полцены обгоревшие издания с бесценной печатью «Последствия взрыва в магазине „Фаланстер”».
Базовые установки «Фаланстера» остались прежними — другие принципы, другие цели, размывание границы между работой и отдыхом, максимальная самореализация каждого в проекте,
34/ Новые религиозные поселения в современной России
34.1/ "Звенящие кедры» и пр
В конце 1980 — начале 1990-х годов среди столичных и вообще российских хиппи, разочарованных бездуховной и суетной городской жизнью и тяготевших к христианству, появилось обыкновение оставлять привычную жизнь и переселяться поближе к действующим православным монастырям, чтобы сосредоточиться на духовном развитии, общаться со священниками и возделывать свой приусадебный участок. Особенно это поветрие было заметно в Козельске, рядом со знаменитой Оптиной Пустынью. Это привело даже к некоторому подорожанию (до смешного дешевых перед этим) деревенских домиков в радиусе монастыря и «Озера Любви», в котором местный священник (сам бывший хиппи) крестил новопоселенцев. Отношения между соседствующими хиппи-христианами были вполне братскими, хотя, конечно, им ничего не приходило в голову делать «общим», ведь большинство уехавших туда были антикоммунистами. Получилась не община и не коммуна, но скорее новое религиозное поселение. Самые убежденные его жители впоследствии стали священниками или монахами многих монастырей.
Позже, уже в новом веке, возникло движение с пышным именем «Звенящие кедры России», активисты которого уезжают из городов и создают в опустевших российских деревнях «родовые экопоселения» с собственными пасеками и лугами. Поскольку они провозглашают возвращение к традиционному укладу и семейным ценностям, коллективизм этих «новых деревень» ограничивается соседской взаимопомощью и участием в общем культе «Анастасии» (скрытой в лесу национальной души), сочетающим в себе контакт с природой, деурбанизацию, здоровый образ жизни и славянскую мистику. Главной проблемой первых «экопоселений» движения стало то, что большинство новых «помещиков» отказываются зимовать в приобретенных домах и возвращаются до весны в город, воспринимая «родовое поместье» как экзотический летний и дачный отдых с интересными соседями.
Восстановились и неортодоксальные, но тоже очень знакомые формы религиозности и соответственно альтернативных самосегрегаций.
34.2/ Виссарион
Двадцать лет назад советский участковый милиционер и художник-любитель Сергей Тороп осознал себя новым спасителем мира и вспомнил свое предыдущее воплощение, в котором он был Иисусом Христом. Отказавшись от своего прежнего мирского имени и назвавшись Виссарионом, он основал Церковь последнего завета и начал проповедовать и отвечать на любые вопросы. Делал он это настолько упоенно и талантливо, что вокруг Виссариона в начале 1990-х быстро собралась армия поклонников. Время тогда было для подобных лидеров на постсоветских просторах очень подходящее: полнейшая нестабильность жизни, ожидание близкого конца света сделалось массовым настроением, рациональные и научные объяснения реальности оказались предельно дискредитированы, а «традиционные конфессии», православие например, еще не успели всем этим воспользоваться и наладить повсеместную миссионерскую деятельность. Помогли Виссариону и медиа, особенно телевидение, которые часто и с большой охотой рассказывали о нем.
Кроме абсолютного доверия к своему «живому Христу», в субкультуре «виссарионовцев» смешались экологическая апокалипсичность (слепое человечество самоуничтожает себя через рост потребления и загрязнение среды) и идея «равновесия с природой», интерес к уфологии и гуманоидам, популярно понятые теории разумной «ноосферы», неоязыческий культ «земли-матушки» в духе Порфирия Иванова (многие сторонники которого примкнули к виссарионовцам) и, наконец, теософское учение Рериха — все, чем увлекался «широкий круг читателей» популярной прессы на рубеже 1980–1990-х. Тогда же первые полсотни семей во главе со своим Христом совместно поселились в Красноярском крае, близь озера Тиберкул, вдали от городской цивилизации.