Параллельный фарватер. Книга 1. Отклонение от курса
Шрифт:
Он не мог поверить своим глазам. Девушка была насквозь мокрая, поникшая, плечи и голова безвольно опущены вниз. Слёз на её глазах не было, и Лена передвигалась, просто перебирая ногами по палубе. При этом её мокрые сланцы громко хлюпали. Сырая одежда облегала её худое тело, майка возбуждающе (другого слова Даня подобрать не смог) обтягивала выпирающие формы. Данилу захватили противоречивые чувства. С одной стороны, он питал жалость к этой маленькой и беззащитной девочке, с другой… Желание. Но не только в привычном смысле. Скорее его одолело неудержимое стремление пожалеть её, обнять, согреть своим
Когда девушка подошла чуть ближе, он с трудом смог к ней обратиться, видя её состояние:
– Лена… – Никакой реакции. – Лена, тебе помочь? Что случилось? Если тебя кто-то обидел, скажи мне, я помогу те…
– Всё нормально, – она ответила тихим, безжизненным голосом, совершенно убитым и так непохожим на тот полный жизни голосок, который он слышал от неё при проходе Босфора. – Мне не нужна ничья помощь… О себе лучше позаботьтесь…
С этими словами она медленно прошла мимо. Сопроводив её взглядом, Даня убедился, что она зашла к себе в каюту и закрыла дверь. Теперь в нём поселилось ещё одно чувство. Какой-то обиды, что ли. Он хотел, он был готов помочь, но она так грубо ему ответила. Что это за ночь такая, что вообще происходит на этом корабле?
С этими мыслями он спустился к себе в каюту и попытался уснуть. Только уснуть у него в ту ночь не получилось. Слишком много мыслей и переживаний не давали ему покоя.
5
Следующие несколько дней прошли тихо и без происшествий. Корабль следовал по заданному фарватеру, экипаж и прикомандированные военнослужащие выполняли каждый свои функциональные обязанности. Ничего не предвещало беды.
За эти несколько дней произошёл лишь один разговор, который некоторым образом повлиял на ход событий в дальнейшем. Состоялся он в группе антитеррора.
Как-то вечером морпехи решили отпраздновать день рождения жены Кости Ефимцева. Собственно, никто ничего отмечать не собирался. Костя сам ни с того ни с сего предложил в столовой не ужинать, а принести еду в каюту. На вопросительные взгляды товарищей он пояснил, что у его жены сегодня день рождения и он хочет его отметить. Чисто символически.
Специально на этот случай у него была припасена бутылка «Ай-Петри». О коньяке он благоразумно умалчивал до этого вечера. Парни такой перспективе в целом обрадовались, и почти все решили выпить. Исключение составили только Кравцов и Козлов. Им обоим в ближайшее время предстояло заступать на вахту. Даня даже решил, что пойдёт туда пораньше, чтобы поменять Поршнева, который наверняка будет рад хоть как-то украсить вечер. Но чтобы не обидеть Костю, и Козлов, и Кравцов не стали отделяться от остальных. Они тоже забрали ужин в каюту и составили им компанию.
Полулитровая бутылка коньяка закончилась довольно быстро. Три взрослых парня не спеша её опустошили минут за тридцать. И, как это обычно бывает у русских людей – нашлась вторая. И опять у Кости. Её он хотел сберечь до дня рождения дочери, но, поддавшись уговорам товарищей и вняв их совету, решил, что приобретёт что-нибудь для этого в ближайшем порту, в который они зайдут. Теперь, следуя зову сердца, Костя вместе с Вороном и Васей распивали вторую бутылку за его любимую жену.
Наблюдая за происходящим, Данила ещё раз убедился, что не зря отказался пить. Его товарищам было уже довольно весело, в ход пошли колкие шутки и откровенные пьяные разговоры. Но в целом пока всё проходило нормально.
После того как все дружно вышли на перекур, в том числе некурящие Кравцов и Козлов, морпехи ещё больше развеселились, и в пылу хорошего настроения Ворон с улыбкой спросил:
– Даня, я всё забываю спросить, а что там было тогда, ночью? Когда ты кричал во сне.
Кравцов посмотрел на Ворона и на остальных, не успев ничего ответить. Костя тут же добавил:
– Да-да. Что это было? Я думал, мне показалось или приснилось.
Кравцов удивлённо посмотрел на них.
– То есть вы всё слышали и никто меня не разбудил? Вообще-то именно об этом я и кричал во сне. Кошмар мне снился, жуткий.
– Я так и думал, – как бы подтверждая свою теорию, проговорил Ворон. – Просто как-то всё сквозь сон было, расплывчато. Да и лень было вставать, если честно. Я думал, ты сам замолчишь. Потом так в принципе и случилось. А может, я просто уснул. Не помню уже.
– Тоже мне товарищи… – с улыбкой проговорил Кравцов. – Я там в этом сне чуть в штаны не наделал.
– Что, вообще сон страшный был? – спросил Володя.
– Нет, только наполовину, – ответил Даня, не сдержав смешка. Остальные рассмеялись и проследовали обратно в каюту. Когда смех наконец стих, Костя спросил:
– А что тебе снилось, Даня?
Кравцов был не из тех людей, кто любит делиться такими снами или откровенными мыслями с кем бы то ни было, но вкратце всё-таки изложил суть истории и ощущение реалистичности происходящего. О последующих после пробуждения событиях он умолчал. После его истории Вася молча налил коньяка в кружки, и Ворон, не дожидаясь другого тоста, громко сказал:
– Ну… За то, чтобы нам снились только сладкие сны.
– Да, – невозмутимо добавил Вася. – Голые тёлки и с большими титьками.
Пребывая в хорошем настроении, Данила его поправил:
– Да нет, парни, титьки как-то без разницы. Вот попы… Они важнее на самом деле, – он проговорил это, улыбаясь и символически подняв свою кружку с кофе.
Морпехи переглянулись и дружно выпили залпом свои порции горячительного напитка. Кто закусив, кто запив коньяк компотом, они вновь вернулись к теме разговора:
– В смысле попы? – поинтересовался Ворон.
– Ну в смысле мне у девушек грудь как-то не так важна. Мне нравятся у них попы. Если она, как бы это так сказать, симпатичная, то грудь в принципе дело второстепенное. А вот аккуратные, упругие ягодицы – это то, что надо.
– Да нет. Без нормальных титек пофиг на ту жопу, – отмахнулся Ворон. – Я люблю, чтобы было что потрогать.
– У каждого свой вкус, – скромно проговорил Володя Козлов.
– Володя, а ну расскажи, тебе что нравится? – наблюдая исподлобья, поинтересовался Ворон. Лицо было серьёзным, но вопрос он задал с подвохом.
– Откуда ему знать? – как всегда невозмутимо, сказал Вася. – Лет через пять целомудрия лишится, тогда и расскажет.
Вася проговорил это таким будничным тоном, словно излагал простую человеческую истину, вроде: небо голубое и тому подобное.