Парамонов покупает теплоход
Шрифт:
Но чудный и страшный сон привиделся и Борису Песчаному. Предстоящее заседание. Распахивается дверь из приёмной — без стука, без предупреждения по селектору — и в кабинет входит Залёткин. Плывёт, надвигается громада,
Под утро Емельяну пригрезилось: главноначальствующий над всем, что летает, парит, даже и в космосе, плавает, жмёт ему руку, передавая на баланс бассейна «Парус» самолёт. Емельян засмеялся во сне счастливо, как дитя, и успокоил мучающуюся в бессоннице Аннушку.
Под утро этой тяжелейшей ночи умер Залёткин.
Умер, не узнав, что накануне, когда старое сердце безмолвно вскричало, прося себе воздуха, его обладателю было пожаловано высшее звание. Пожаловано вторично, и, значит, бронзоветь ему отныне лицом к лицу с бронзовым Кормуниным. Двум героям, мученикам и мучителям, столпам пошатнувшейся эпохи.
Утром Аннушка сидела в сквере напротив исполкома. Смотрела на высокую дверь с кованой ручкой, дверь растворялась туго, категорически хлопала, выпуская всё не тех, зябко ступали, выбирая, куда бы поставить ногу, оставляли тёмные, вмиг подтекающие следы. Аннушка запретила себе думать, что происходит за дверью: всё одно — учил Емельян — в жизни случаются такие случаи, каких ни в жизнь не придумаешь. Беспокоилась только: зря обулся сегодня в фирменные, «мейд ин Ингленд», остроклювые туфли, что урвала она ему на спецраспродаже для управленцев комбината. Непременно промокнут тонкие подошвы. Ах, не остыл бы сладкий и крепкий чай в термосе, которого надо ему налить тотчас, как выйдет.